Державный плотник. Даниил Мордовцев

сделано. Епископ, слышавший хулу на великого государя и не заградивший уста хулителю, не отдавший его в руки правосудия, является уже сообщником хулителя. Мало того, он не только слушает хулу на словах, но велит изложить ее на бумаге, а за это еще дает деньги тому, кто изрыгает страшную хулу на помазанника Божия.

      «Антихрист, великий государь, помазанник Божий, антихрист! Экое страховитое дело, внушенное адом! – содрогается в душе патриарх. – И кто же в сем адовом деле замешан? Архиерей Божий, его ставленник!»

4

      Через несколько дней князь-кесарь Ромодановский, проезжая во дворец мимо ворот патриаршей Крестовой палаты, увидел съехавшихся у тех ворот нескольких архиереев и остановился, чтобы спросить, по какому делу собирается синклит высших сановников церкви.

      – По делу Гришки Талицкого, книгописца, купно с тамбовским епискупом Игнатием, – отвечал один из архиереев.

      – Добро, святые отцы, – сказал князь-кесарь, – после вашего праведного суда Игнатью, куда ни поверни, не миновать Преображенского приказу… Архиерей, епискуп, на дыбе!

      Эти зловещие слова привели в ужас архиереев. Но Ромодановский ничего больше не сказал и поехал во дворец.

      Он застал царя и Меншикова над раскрытою картою.

      Петр водил острием циркуля по дельте Невы. Нева и ее дельта стали с некоторого времени преследовать его как кошмар.

      – Великому государю здравствовати! – приветствовал царя Ромодановский.

      Он видел, что государь в хорошем расположении духа.

      – Эх, князюшка! – махнул рукою Петр. – Моя песенка спета.

      – Что так, государь? – притворился удивленным князь-кесарь.

      – Так… Не строить уж мне больше корабликов, не видать мне Невы, как ушей своих, – продолжал Петр. – Снимут с меня, добра молодца, и шапочку Мономахову, и бармы[14], и наденут на меня гуньку кабацкую да лапотки босоходы.

      – Где ж это птица такова живет, котора б заклевала нашего орла, что о дву голов? – улыбнулся князь-кесарь.

      – Да вот новый Григорий Богослов, а може, и Гришка Отрепьев…

      – Что у меня в железах сидит?

      – Да, может, и тамбовский, а то и вселенский патриарх Игнатий: они не велят народу ни слушаться меня, ни податей платить… Прости, матушка-Нева со кораблики!

      – К слову, государь, – сказал Ромодановский, – в те поры, как я это спешил к тебе, к патриаршей Крестовой палате съезжались все архиереи, чтобы судить Игнашку, «вселенского патриарха», как ты изволил молвить.

      Глаза царя метнули молнии.

      – И обелят пустосвята долгогривые! – гневно сказал царь. – Знаю я их!.. Один токмо Митрофан воронежский другим миром мазан, да те, что из хохлов – Стефан Яворский[15] да Димитрий Туптало, как мне ведомо, это люди со свечой в голове… А те, что из российских, все вздоены кислым молоком от сосцов протопопа Аввакума.

      – Не обелят, государь, – уверенно сказал Ромодановский, – повисит он, сей Игнашка, у меня на дыбе! Улики налицо.

      – Так, говоришь, судят? – уже спокойно спросил царь.

      – Судят,

14

Бармы – драгоценное оплечье, украшавшее великокняжеское или царское платье. С XV в. – одна из необходимых регалий при короновании.

15

Стефан Яворский (1658–1722) – русский церковный деятель, писатель. С 1700 по 1721 г. – местоблюститель патриаршего престола. Написал полемическое сочинение против лютеранства «Камень веры».