Державный плотник. Даниил Мордовцев

руку, проговорил обрядовые слова Аркадию:

      – Сын наш! Божиим повелением и благословлением матери твоей велел тебе Бог сочетатися законным браком и поять в жены отроковицу Ксению. Приемли ее и держи, как человеколюбивый Бог устроил, в законе нашей истинной веры, и святые апостолы и отцы предаша.

      У дверей сенника молодых встретила сваха в шубе, вывороченной кверху шерстью, и снова осыпала их льняными и конопляными семенами:

      – На ребяток, на девочек… на ребяток, на девочек…

      А в сеннике дружка и свещники уже успели поставить венчальные свечи в кад с пшеницею – у самого изголовья брачного ложа.

      С лихорадочным трепетом вступили молодые в сенник, где их тотчас же стали раздевать: жениха – дружка, а невесту – сваха.

      – Не надо! Не надо! – отбивалась бедная Ксения, закрывая вспыхнувшее личико руками.

      – Ах, мать моя! Срам какой! Не дается! Да это по закону, по-божьи… – возилась около нее сваха.

      – Не надо! Не надо! Пусти!

      – Ах, озорница! А потом сама будешь благодарить…

      – Не надо! Пусти! Пусти!

      Напрасно! Сваха была не такая женщина, чтоб отступить от закона.

      Она сделала свое дело… и – «чулочки сняла».

      Дружка и сваха тотчас оставили сенник.

      – …В застенок повели Ксеньюшку, – сострил князь-кесарь, когда молодых повели в сенник.

      В доме идет пир горой.

      Но на дворе тихо-тихо. Только безмолвные звезды с высокого неба смотрят на сенник, да ясельничий с обнаженным мечом ездит верхом около сенника для предотвращения всякого лиходейства, пока там совершается «доброе».

      Когда в доме свадебный пир достиг апогея, к дверям сенника подошел дружка.

      – Все ли в добром здоровье? – громко спросил он.

      – Все в добром здоровье, – послышался ответ через дверь.

      – Слава Богу! – прошептал дружка.

      Через минуту он торжественно входил в пиршескую хоромину. Все воззрились на него вопросительно.

      – Возвещаю! – торжественно произнес он. – Между молодыми доброе совершилось!

9

      В то время, когда на Москве, в доме Трубецких, справлялась веселая свадьба, а в Преображенском приказе, в застенке, кнут и дыба справляли свое страшное дело, в это время Державный Плотник делал первые, к несчастью, неудачные попытки царственным топором «прорубить окно в Европу».

      Оставив свое тридцатипятитысячное войско у стен Нарвы под начальством герцога фон Круи для возведения укрепленного лагеря и для приготовления осады города, царь Петр Алексеевич, в сопровождении Александра Данилыча Меншикова и неразлучного Павлуши Ягужинского, отправился на не дававшее ему спать Балтийское море «взглянуть хоть одним глазком».

      – Ох, глазок у тебя, государь! – сказал Меншиков, следуя верхом около царского стремени.

      – А что, Данилыч, – окликнул его царь, – что мой глазок?

      – Да такой, что хоть кого сглазит! Вон под Азовом салтана сглазил, а теперь, поди, и Карлу сглазит, – отвечал Меншиков.

      – Помоги Бог, – задумчиво сказал Петр, – с ним мне еще не приходилось