Державный плотник. Даниил Мордовцев

й не пиймаю!..

10

      Между тем пока царь на берегу «чужого моря» волновался великими государственными думами, под Нарвой его преображенцы и другие воинские люди, большею частью, кроме преображенцев и семеновцев, состоявшие из неопытных новобранцев, продолжали возводить укрепления своего лагеря, готовясь к скорой осаде.

      Время стояло осеннее, ненастное. То хлестал дождь, то слепил глаза мокрый снег, и северное пасмурное небо не располагало к энергичной работе. Даже любимцы царя, преображенцы, чувствовали себя как бы покинутыми своим державным вождем.

      – Не любы, что ли, мы стали батюшке-царю? Из царей разжаловал себя в капитаны бомбардерской роты… Простой капитан!

      – Да и прозвище свое родовое переменил: стал Петром Михайловым.

      – А видели, как он онамедни шанцы копал да сваи тесал? Топор у него ажно звенит, щепы во каки летят!

      Кто-то затянул вдали:

      На Михайловский денечек

      Выпал беленький снежочек.

      – И точно, братцы: завтра Михайлов день, и снежочек идет…

      – Како снежочек! Просто кисель с неба немцы льют.

      – Да и кисель-ту не беленький, а во какой, с грязью.

      Разговор переходил на то, что не ладно-де… немца над войском поставили начальником. Всех удивляло, что командование войском поручено герцогу фон Круи.

      – Ерцог!.. Да у нас на Руси ерцогов этих и в заводе не было.

      – И точно, немец на немце у нас в войске…

      – Один такой вон уже и тягу дал, в Нарву убег.

      Это говорили о Гуммерте, которого обласкал царь, а он перебежал к Горну, коменданту Нарвы.

      – Эй, братцы! Слышь ты? Велят веселей работать… чтобы с песеньем… пущай-де там, в Нарве-ту, слышали чтоб… это чтоб страху на них напустить.

      – А коли нет, так и запоем.

      И один преображенец, опираясь на заступ, визгливым фальцетом запел:

      Задумал Теренька жаницца,

      Тетка да Дарья браницца:

      Куда тебя черти носили?

      Мы б тебя дома жанили.

      Или-или-или-или-или.

      Мы б тебя дома жанили.

      Дружный хохот наградил певца.

      – Ну и тетка Дарья у нас!.. Жох баба!

      – А ты что ж, Терентий? – спросили добродушного богатыря, который продолжал железной лопатой выворачивать огромные глыбы сырой земли с каменьем.

      – Что Терентий? Он не дурак до девок: он во как отрезал тетке Дарьюшке.

      И другой преображенец, подбоченясь и скорчив ужасную рожу, запел:

      Построю я келью со дверью,

      Стану я Богу молицца,

      Чтоб меня девки любили —

      Крашоные яйца носили.

      Или-или-или-или-или,

      Крашоные яйца носили.

      – Что, братцы, слышно в Нарве? – спросил певец.

      – Должно, слышно: вон и вороны тамотка раскаркались на Тереху.

      В это время к работавшим у шанцев подъехали князь Иван Юрьевич Трубецкой[34] и заведывавший укреплением лагеря саксонский инженер Галларт.

      – Бог в помощь, молодцы! – поздоровался

34

Князь Иван Юрьевич Трубецкой – полковник, пробыл в шведском плену десять лет, до размена пленными в 1710 г. В Швеции «прижил» сына – Ивана Ивановича Бецкого, который будет доверенным человеком Екатерины II (по легенде – ее отцом).