Борель. Золото (сборник). Петр Петров

в висках. Мир окрашивался в желтое, зеленое, черное. Мешала смотреть заслонявшая глаза влага. В ушах звон, тошнота все выше подступала к горлу. Фельдшерица охорашивалась перед зеркалом, что-то напевая. На полные оголенные плечи падали светлые кудряшки сожженных завивкой волос. Вся она показалась Валентине захватанной, подержанной, как карты в руках пьяных игроков. На кухне Настя протирала дресвой некрашеный пол, липко шлепали в мокро ее крепкие ноги.

      Валентина умылась и надела эвенкскую парку.

      – Обождите, пойдем вместе, – окликнула Лоскутова. – Попудритесь, на вас лица нет.

      – Спасибо.

      Настя проводила Валентину на крыльцо, обнажив сверкнувшие зубы, шепнула:

      – Ну и вывезли птаху… Не марайся с шлюхой…

      Послышались шаги. Закусив губу, Настя вприпрыжку побежала обратно, оставляя на припорошенных плахах следы босой широкой ступни.

      – Ну вот и я… Где тут больница? Посмотрим вместе, веселее будет. – Фельдшерица взяла Валентину под руку, прищурившись, глянула на провалившийся между горами прииск.

      – Боже, какая глушища! А мне говорили… Как вы живете в такой яме? – поправила белую горностаевую шапочку, оступилась с тропы и рассмеялась. – Знаете, какой смешной этот техник. Надулся вчера, как пузырь. – И, не глядя на Валентину: – Скажите, почему вы не поженитесь с Медведевым? Я, конечно, понимаю вас. Но сестра за брата не ответчица. Мой муж тоже где-то за границей пропадает. Не могу же я надеть монастырскую скуфью. Глупость. У нас в городе – жизнь колесом. Щепетильные дамы и барышни нашего общества сначала сторонились советчиков, а теперь многие повыходили замуж за них. И хорошо сделали… Жизнь одна, и молодость два раза не дается. Подумаешь, много радости жить какой-то принципиальностью и нищенствовать, как одна моя подруга.

      Валентина молчала. Фельдшерица производила еще более, чем вчера, отталкивающее впечатление…

      Лоскутова, переваливаясь и часто дыша, рассказывала:

      – Город начинает жить по-старому… Осеклись товарищи со своим коммунизмом… Открылся базар, трактиры. В магазинах что угодно. В церквах не успевают венчать свадьбы… Я безумно люблю обряд венчания… Цветы, шафера. Когда мы с мужем венчались, так пел архиерейский хор.

      – Зачем же вы приехали сюда? – скупо улыбнулась Валентина.

      Фельдшерица закусила кончик мизинца и прищурила глаза:

      – У меня другое дело… Понимаете, я по секрету только вам скажу… Тут такая история… За мной ухаживал один нэпман, старик. В общем, надоел он мне… К тому же я давно мечтала приобрести меховую одежду.

      Спустились в падь, к поселку. Валентина направилась к стоявшему на отшибе пустующему бараку, вокруг которого бегали, утопая в снегу, ребята.

      – А вы меня должны познакомить с братом, – крикнула Лоскутова и пошла, поигрывая плечами и бедрами.

      Ободняло. Под ногами совсем не скрипел отмякший снег. Певуче и глуше шумели на хребтах сосны и кедры. На тропы слетали красногрудые снегири за поживой. Где-то жгли ольшаник. Неприятный дурманящий запах разносило по прииску.

      Валентина