Борель. Золото (сборник). Петр Петров

вызывала противоречивые в ней суждения, привязывала и отталкивала. В этом переплете мыслей и чувств зрело что-то непонятное для самой себя, оно говорило: «А ну, попробуй для шалости увлечь его. Попробуй открыть ему глаза на Лоскутову, на низость ее поведения, на дешевку ее натуры. Попробуй довести этого диковатого парня до настоящих взглядов и затем посмейся над ним».

      – Нет, не то, – вслух прошептала Валентина.

      – Что ты сказала? – повернулся к ней Медведев, выходя из дверей пустого барака.

      – Я оказала… Не помню что, – вспыхнула Валентина.

      – Заскок в мозгу, – Василий рассмеялся ей в лицо и, сдвинув шапку на затылок, продолжал:

      – Через недельку мы поправим здесь печи и припасем дров. Бумаги на тетради можно будет достать в конторе. Сама там не зевай. Урви у Залетова, понимаешь. А спектакль готовьте галопам. Эту фельдшерицу тяните за обе косы, она мясистая, выдюжит.

      Валентина шагала, опустив голову, не слушала его.

      Не заходя на крыльцо, Василий остановился и полушепотом сказал:

      – А с братом порвите… К черту… Совсем… Он потонет, а тебе надо жить и хорошо работать.

      К обеду Валентина не вышла, сославшись на головную боль. Василий обеспокоился больше всех и бесцеремонно заставил Лоскутову рыться в нераскупоренных медикаментах. Он сам приготовил компресс и не скоро ушел на производственное совещание драгеров.

      В доме осталась только Настя. Нежно обласкав Валентину, она уговорила ее поесть и сокрушенно сказала:

      – Ох, и не знаю, как вас помирить. То он дурит, то тебя ломает.

      Валентина молча смотрела в окно на оттаивающие леса. Близилась половодная, стремительная северная весна. С последним ледовитым дыханием зимы уходил дремотный мучительный покой.

      18

      Собрание уполномоченных приисков было назначено через неделю после отъезда Яхонтова.

      Вместо Боровского ревкома был создан районный исполком.

      Уполномоченные съезжались еще за день-два до собрания и без дела болтались в конторе, клубе и по мастерским, мешая работать.

      Валентина целые дни проводила в конторе, помогая Качуре и Насте, которая теперь была выделена женоргом. Вечера проходили в клубе, шли репетиции.

      В постановке принимали участие Василий, Лоскутова, два приезжих техника и Настя с Валентиной. Женщины, ребятишки и молодежь с любопытством облепляли окна клуба. Смех, визг и остроты слышались с самых сумерек и далеко за полночь, а в разбитые окна то и дело летели комья мягкого снега.

      Валентина играла молодую девушку, героиню гражданской войны, готовилась к пению и в то же время режиссировала всю постановку.

      Лоскутова часто мучила Валентину пустыми, казалось ей, разговорами.

      – Представьте, Валентина Ивановна, этот михрютка, Медведев, сжал мне руку до синяков! Ух, и силища! Мне кажется, он очень сильный как мужчина… Как вы думаете?

      И она хитро заглядывала в лицо Валентины своими круглыми глазами.

      – Вчера он предложил мне