Борель. Золото (сборник). Петр Петров

гармонь и лихо хватил «Яблочко». Младший, Маркелко, костлявый и веснушчатый подросток, похожий на молодого ястребенка, стукнул о пол ногою и пошел в пляс, размахивая длиннопалыми красными руками.

      Мерно, в такт гармошке, заговорили кривые половицы. Бродни без каблуков беззвучно выбивали шепотливую дробь. Сунцов поднес плясуну и гармонисту по полной чашке.

      – Восподи баслови! – говорил Маркелко. – Седни первая отломилась…

      Подвыпившая хозяйка, закуривая папиросу, подсела к Василию.

      – Ну, как живешь, Хватиха? Не узнала меня?

      Она рассмеялась, показывая два ряда желтых, закопченных зубов.

      – Хорошо живем, да не в славе, товарищ! Вон сыновья выросли – малый-то не успел выпериться, а уж женился. Беда с нынешними детьми!.. Переродился народ.

      – Hy-ко, невестка, – обратилась она к стоявшей у порога босой девочке с лицом лилипутки, – тряхни, звесели гостей!

      Девочка потупилась и чуть слышным, глухим голосом ответила:

      – Я эту не умею…

      – Э, чтоб вас хвороба забрала! Выдумали какую-то черну немочь, – сердилась хозяйка.

      Костя заиграл вальс «На сопках Маньчжурии». Сунцов подхватил босоногую девочку – она приходилась ему до пояса, и Сунцову пришлось сильно сгибаться, чтобы подладиться к своей паре.

      Утром Медведев и Яхонтов лежали на полу, на подостланных дохах. Отрывки разговоров доносились до них четко.

      На кухне слезливо, по-детски, ссорились Маркелко с прислугой, а за переборкой на кровати, покашливая, говорила хозяйка:

      – Вишь налакались вчера! Еграха-то прямо тяти с мамой не кличет. Как камень ко дну, в постель свалился… А коммунист военный-то пьет, как воду, и только краснеет.

      – Вот все они так ездят сюда, сволочи! – заметил мужской голос… – Антилигенция…

      Василий толкнул Яхонтова.

      – Вставай, ехать пора!

      Василий еще с утра узнал от ямщиков, что они везли хлеб на Боровое, но Сунцов перехватил их здесь и назначил цену повыше.

      Скрипя половицами, он вышел на вторую половину и долго говорил с ямщиками, но Яхонтов не мог понять, о чем шел разговор.

      – Вот видишь, – сказал он вернувшись, – как дела-то делаются? Сунцов спит теперь, как сукин сын, а хлеб повезли нам!

      На дворе сыпались мокрые снежинки. Пихтачи, как подстреленные птицы, распустили свои намокшие крылья-ветви и тихо шумели. Тайга подернулась темным и теплым мороком.

      16

      По утрам и вечерам потрескивали леса от легких заморозков, и кедрачи щетинились прозрачными ледяными иголками, точно бисером. Днем на солнцепеках притаивало, и разжиженный снег чавкал под ногами. Тайга бродила буйным молодым хмелем. Казалось, вот-вот расплавится трехаршинная белая глыба и ревущими водопадами захлещет с гор на приисковую равнину – в омуты таежных речек.

      И таким же хмелем бродили головы боровских рабочих. С приездом Василия и Яхонтова снова начались спешные работы. Часть рабочих ремонтировала амбары и мастерские.

      Вихлястого и Никиту рудком командировал на Баяхту и Алексеевский прииск в качестве заведующих. На