Борель. Золото (сборник). Петр Петров

с прииску! Эх, Борис Николаевич! Хороший ты парень, но что-то тебе мешает мозговать по-рабочему. Мы видим этих Сунцовых, как кошка в подполье, и они не уйдут от нас, а тебя бы этот тунгус в день пять раз на кривой объехал.

      – Да, это, пожалуй, верно, – хмуро согласился Яхонтов.

      – Не пожалуй, а чикалка в чикалку, – воодушевился Василий. – Мы должны даже во сне видеть и слышать, чем дышит эта порода. Плохо, что ты не знаешь нашу азбуку…

      – Смотря какую… Кое-что я раньше тебя читал, – улыбнулся техник. – Но мне кажется, все ваши преувеличивают опасность. Ведь, по существу, у нас капитал золотушный, недоразвитый, и он не может создать серьезную опасность новому порядку.

      – Ошибаешься, Борис Николаевич! – рассмеялся Василий. – Сними, товарищ, интеллигентские очки, и ты увидишь, в какой колючей проволоке мы находимся. Не только Сунцов; но и еще кое-кто настряпает советской власти, ежели мы проспим.

      – Ну, это, может быть, и так, – начинал сдаваться Яхонтов. – В отношении собственников, может быть, ты и прав. Но почему же такая нетерпимость к нашему брату – интеллигентам?

      Василий снова рассмеялся и положил руку на крепкое плечо техника.

      – Чудной ты, Борис Николаевич! Мы с тобой не сговоримся в два дня. Но ты все-таки не видишь, в чем тут штука. Пойми, что таким, как ты, в пятьсот годов не дойти до социализма. Хватки нет у тебя, хотя ты и наш парень.

      – А Валентина Сунцова? Как по-твоему – чужая она или не чужая?

      Василий на минуту смешался, но затем смело тряхнул волосами.

      – Объезживать надо, – решительно сказал он. – Ты понимаешь, ей надо хорошего ездока, а у плохого зауросит и пойдет по брату.

      Яхонтов пожал плечами и замял в цветочном горшке окурок папиросы. Василий понял, что техник внутренне соглашается с ним, но не желает признаться.

      – Но ведь вы готовите свою интеллигенцию и неужели ей также не будете доверять, – неуверенно начал Яхонтов.

      – Наша интеллигенция будет с другими мозгами, – коротко отрубил Василий. – А ежели который свихнется, то тоже пусть чешет в хребте…

      В дверь постучались, хотя она и была полуоткрыта.

      Евграф Иванович вошел в комнату вслед за девочкой, которая, семеня ногами, несла тяжелый самовар. В его походке и манерах осталась старая осанка и развязность, но на измятое лицо налетела тень таежного загрубения. Глаза бегали с заискивающим любопытством. С хозяевами Евграф Иванович, как и со всеми, был на ты.

      – Не помешаю? – спросил он, присаживаясь.

      – Садись и рассказывай, как живет ваше Запорожье, – пригласил Яхонтов, насмешливо взглянув на Евграфа Ивановича.

      Сунцов тоже рассмеялся.

      – Это метко сказано… Запорожье наше пока бедствует, а дальше не знаю, что будет делать! Хочу на службу идти.

      Худая, с желтизной на лице и тонкой шее, хозяйка принесла сковороду яичницы со свиным салом и пригласила всех к столу.

      Сунцов, прищурившись, оглянул закуску.

      – Ничего, пыжи добрые! – сказал он, подмигивая Яхонтову и косясь на Василия. – Промочить бы их?..

      Василий вопросительно взглянул на Яхонтова