Борель. Золото (сборник). Петр Петров

съезд в это время заседал в конторе. За стеной был слышен голос Василия – голосовали за кандидатов в президиум съезда.

      – Кто за?

      – Против нет?

      – Оглашаю результаты…

      После этого послышался скрип скамей, тяжелый топот ног и разговор.

      – Кончилось… Идут, – сказала Валентина Насте, – собирай артистов!

      И не успела еще сделать что-то важное, как в дверям подвалила гудящая толпа. Впереди шел Василий с Рувимовичем, после – делегаты съезда, а за ними в давке и криках шли женщины, ребятишки, рабочие и молодежь.

      Места были заняты в несколько минут. Взрослые сгоняли молодняк, бабы ссорились между собой, придавленные ребятишки кричали благим матом.

      Кто-то внес предложение удалить женщин, пришедших с детишками. Собравшиеся дружным ревом поддержали его. Бабье руганью покидали захваченные места и протискивались к дверям обратно.

      Когда публика разместилась, за сценою подали звонок, и шум начал понемногу стихать.

      На сцене появился Василий. Его голова чуть-чуть не доставала до лампочек.

      – Вишь ты, чертоидол, как вымахал! – крикнул кто-то сзади.

      – Смотри, потолок поднимешь, сохатый!

      – Да заткнись ты, брехло лесное, а то выведем!

      – Духу не хватит вывеети-то!

      Василий переждал, пока шум окончательно стих, и начал говорить…

      Он говорил, как всегда, громко и недолго, встряхивая тяжелыми волосами.

      – И вот здесь, на развалинах и из развалин, мы скоро начнем выжимать золотой фонд… Мы сделали крутой перевал. А вы помните, как страшно было стоять на самой вершине?.. Месяц тому назад здесь был тунгусник с крепким запахом проклятого самогона, теперь – вот рабочий клуб с электрическим светом и насчет брюха спокойно…

      Валентина не слышала последних слов Василия. Прижавшись к косяку окна, она усиленно натягивала на уши свою пыжиковую шапочку и крепко сжимала зубы.

      В зале захлопали, закричали, и снова послышался глухой шум.

      – Ну, надо начинать, – сказал мимо прошедший Василий, – видите, мы вас авансом похвалили… Жарьте, товарищ Сунцова!

      Он сбросил кожаную тужурку и надел шинель.

      Лоскутова, уткнувшись в маленькое карманное зеркало, растирала какой-то мазью лицо и хихикала.

      – Видать, «не без греха кукушка хвалит петуха»… Режиссер, очухайтесь! Что с вами – столбняк? Это безобразие, ваш первый выход!

      Валентина взглянула на нее непонимающими глазами и, спохватившись, быстро начала одеваться.

      «Нет, он любит меня, – думала, давая первый звонок. – Но зачем же тогда он связывается с этой женщиной?»

      – Ну, давай второй! – крикнул Василий, звеня шпорами.

      – Да мы сегодня обязательно провалим! – вставила Лоскутова, нарочно придавая негодующий тон своему голосу, и пошла на сцену, улыбаясь Василию.

      Валентина видела, как Василий оглядывал фельдшерицу с ног до головы смеющимися глазами, но не понимала – насмешка это или восхищение.

      Фельдшерица