Вельяминовы. Начало пути. Часть первая. Том третий. Нелли Шульман

сестра.

      Он поднялся: «Поеду в Лондон».

      – Поешь, ради Бога, – устроившись на подлокотнике Машиного кресла, Марфа держала на коленях тарелку. «Или попей хоша, ребенок ни в чем не виноват, ты о нем подумай».

      – Дети как? – Маша жадно выпила полный кубок сидра:

      – Я налью, – Марфа остановила потянувшуюся за графином невестку, – ты сиди спокойно. Дети хорошо, спать легли. Он уехал.

      – Куда? – Маша побледнела.

      – Сказал, что в Лондон, – Марфа задумалась, – а ты пока складывай корзинку, что на первое время нужно. Я тебя завтра к себе домой отвезу. Там и родишь, и живи сколько хочешь.

      – Степан тебя убьет! – ахнула невестка.

      – Знаешь, милая, – жестко сказала Марфа, – кабы не дед мой, и не родители, упокой Господи души праведников, дак ничего бы сего не было, – она обвела рукой опочивальню, – потому как твой муж на колу бы торчал, а мой в остроге бы издох, и не спас бы их никто. Не Воронцовым указывать, что мне, Вельяминовой, делать.

      – Но сие не твой дом, ты ведь за Петей замужем. Коли ты замужем, дак ничего своего нет, все мужу принадлежит, – измученно сказала Маша. «Закон такой».

      – Я, дорогая, – сладко улыбнулась Марфа, – домом и не владею. Ты думаешь, что я законов не знаю? Сие дом казенный, сданный мне безвозмездно и бессрочно. Кого хочу, того и пускаю жить и Степан твой мне не указ. Пусть Ее Величеству жалуется. Посему собирайся, – подогнала она невестку, – детям скажем, что ты уехала в Лондон рожать, где к врачам ближе. Вот и все.

      Маша тяжело поднялась:

      – Марфа, а если он мне мальчиков видеть запретит? – красивое лицо невестки распухло от слез.

      – Он в феврале в море уйдет до осени, – Марфа хищно, нехорошо улыбнулась:

      – Как он из Нового Света узнает, куда я с детьми езжу? – продолжила женщина. «Не волнуйся, все устроится».

      – Но деньги! – ахнула Маша, – миссис Стэнли надо заплатить, у меня, – она покраснела, – и драгоценностей нет, чтобы продать.

      Марфа закатила глаза.

      – Когда осенью арестовали Симмонса, дак я его незадолго до сего упросила за процент передоверить мой вклад Кардозо, банкиру из Амстердама. Я сказала, что взялись за католиков и беспокоюсь я за деньги свои. Владения Симмонса конфисковали, но доверенность сия, – Марфа томно опустила ресницы, – потерялась, что случается. Сие моего дедушки деньги, а не мои. Ежели дедушка распоряжается, дак Кардозо мне золото выдает. Понятно? – усмехнулась женщина.

      – Твой дедушка в Святой Земле! – удивилась Маша. «Оттуда долго письма идут, сколько же надо ждать его разрешения!»

      – Мой дедушка прислал единое письмо, – Марфа поцеловала невестку, – написал он, что сколь внучка его не попросит, столь ей и выдать.

      – Марфа, – восхищенно сказала Маша, – ты такая умная!

      – Ежели бы ты пожила в гареме не неделю, а три года, – сердито ответила невестка, – дак тоже бы поумнела. И не в глуши твоей, а в Стамбуле, в самом змеином гнезде. Давай складываться. Не волнуйся,