Дом, которого нет. Мара Винтер

переедешь парой метров вниз!

      Он, разумеется, не думал извиняться.

      Она же, выполняя обещание

      (в виски, как пульс, энергию подняв всю),

      в штанину вбила нож, а в рот – раскаянье,

      что с чокнутыми спутался девицами.

      Учли всё в детской комнате милиции.

      Законодательство по барабану было

      тем, в ком играло чувство справедливости,

      всегда. Пассионарность в ней искрила,

      а тут раздался случай проявить себя.

      Смотрела Лора сверху: «Жалко парня.

      Знакомства не придумал способ справней».

      Листала, как дневник, свои рассказы:

      написанные и происходившие.

      Понять, что здесь творится, сложно сразу.

      Необходимо встать в сторонке: так видней.

      И смутное предчувствие развязки

      в ней вызывали собственные встряски.

      Учений об идеях-перевёртышах,

      про смерть идеи в обществе спектакля

      она не прочитала там ещё.

      Сквозь прошлое грядущее мечталось.

      Бывают люди, что глядят на факт

      и видят, "почему" и "дальше – как".

      Причинно-следственная связь была ей другом,

      она системы строила в момент.

      Обрушивала их (не без испуга),

      считая: «Жизнь моя – эксперимент.

      Пойму себя сама, пойму и прочих.

      На опытах проверю всё, короче».

      Из магазинов, не платя, шла стильно.

      Чужим мужьям для понта глазки строила.

      Над младшими, ну очень зло, шутила.

      Врала напропалую, веря в то, что врёт.

      Все заповеди выполняла справно.

      С поправкою: частицу "не" убрав там.

      Период атеизма тем и кончился.

      Отвержен был пророк блуда, де Сад.

      Когда сидеть не можешь в одиночестве

      и своему же обществу не рад,

      имей хоть дюжину свидетельств о свободе,

      повеситься захочешь в переходе.

      Менаде дикой младшая сестра

      была звездой, негаснущим светильником.

      Почти бесплотной, точно ангел. Страх,

      что кто-то умудрится опустить её,

      порой мешал дышать, сжимая грудь.

      С одною ней она могла вдохнуть.

      (Ну, Пушкин!) Глаз и ухо, свет и тьма.

      И школы, музыкальная с балетной. Но

      одной диплом пылится в закромах,

      другой же – танец заменил вселенную.

      Инесса, – не дриада ль? – с диадемой

      из листьев, кружит платьем. (Видишь, демон?)

      Как в идеал, в сестру Лора смотрела,

      самой себя. Такие же черты,

      но… благороднее? живее? краше? Тело

      светилось от душевной чистоты.

      Как Калибан, глазея на Миранду,

      гнойник свой, рядом, ощущала раной.

      Вслух «Бурю» декламировала, скалясь.

      Инесса слушала, коленки подобрав:

      тени ресниц ей под глаза вонзались,

      и вздох порой срывался с губ. One love –

      истории любви для романтичной

      двухглазки, этим от сестры отличной.

      Под репутацией в учебном заведении

      гуляешь,