Дом, которого нет. Мара Винтер

груди, вопросов Лора сталь таскала, и

      шла с ними к сонму текстовых мужчин,

      кто, опочив, мысль в книгах заключил.

      Ни мать, ни отчимы на вечер, ни друзья

      maman их, творчески раскрашенные, в шубах,

      не знали, как устроена земля,

      и почему так людям боги любы.

      Да и богам на кой сдалися мы,

      красой души недалеки от мымр.

      Сначала, собираясь после выставок

      в их дом над морем (с черепичной крышей),

      как хор, дивились, мол, дитё порок

      ума вынашивает, суть совсем не слыша.

      Непонятая, так и замолчала

      в красивом почти замке у причала.

      Зато гулять, сколь хочешь, было можно.

      Шумела, всепрощающа, волна.

      И, всякую оставив осторожность,

      бродила по кайме воды одна

      из двух – девчонка с бледным правым глазом

      (не отличая, мудрено рассказ весть).

      Особо почитала море ночью,

      сходящееся с небом тьмою бездн.

      И звёзды, как историй многоточия,

      ей освещали путь. Инесса без

      дневного света редко выходила.

      Их было две: на два всё и делилось.

      Как всё, делили комнату. Окно

      над правою кроватью – деревянное,

      а слева – нарисованное. Странно так:

      Инессин вид – во двор, а не в кино.

      Порядок был у ней на половине.

      Тонуло "лево" в бардака пучине.

      Кудрявы были волосы обеих,

      вились, как крылья, золотым каштаном.

      Небрежный кок крутила Лора. Стан ей

      толстовки крыли. Как арабка, веки

      чернила, и глядела в чёрном свете

      на всё, что люди сделали планете.

      На подоконнике цветы Инесса

      выращивала нежно, словно мать

      всему живому. Ей бы ездить в лес, но

      она боялась… дебрей, так сказать.

      Вся в родинках, дышала через кожу

      наружу ль, внутрь ли, нежностью тревожной.

      Все исходила в городе заброшки

      и кладбища её двойник-сестра.

      Там в одиночестве могла подумать. Всё же

      подросток – это странная пора!

      Чем горячее сердце, тем больнее

      ему, задавленному мыслей Колизеем.

      Тогда обеим было по семнадцать.

      «Учились жить», – про возраст говорят.

      Инесса научилась одеваться

      со вкусом, в тон изнанке. Каждый рад

      заняться делом, что выходит лучше прочих.

      Кому-то близок день, иным же – ночи.

      Одна за трату времени чла моду.

      Вторая секс считала неприличием.

      В другой они гляделись в антипода,

      но не вредили дружбе их отличия.

      До той поры, пока в окне настенном

      ни оказалась Лора… на своей стене.

      Ей сон приснился. Длинный и запутанный.

      О том, что с ними впредь произойдёт.

      Растягивались в годы там минуты, и

      развилкам выбора она теряла счёт.

      Должна б, как водится, проснувшись, сон забыть,

      но не забыла. И осталась, зная, жить.

      Однако, лучше всё-таки хранить

      порядок