Великие битвы великой страны. Сергей Петрович Алексеев

дорогая, мерлушковая, с малиновым верхом. То-то бы угодить в самое яблочко.

      Однако дела стрелков плохи. В щит еще кое-как попадают. А вот о большем не думай.

      Намучились, намерзлись крестьяне. Стали роптать:

      – Ружья кривые. Мишени далекие. На морозе руки дрожат. Попробовал бы тут сам царь-батюшка в яблочко стрельнуть.

      А в это время Пугачев прибыл проверять, как идут учения, и услышал крестьянские речи.

      Подъехал Емельян Иванович к стрелкам. Увидев царя, крестьяне попадали ниц.

      – Встаньте, – приказал Пугачев. – Тут воинский плац, а не государевы палаты. Тут пригиб не мне, а умельцам делай.

      Поднялись мужики.

      – Ружья, значит, кривые?

      Замялись крестьяне.

      Слез Пугачев с коня.

      – Ну-ка, подай сюда кривое ружьецо-то.

      Подали Пугачеву ружье.

      Вскинул Емельян Иванович стволину. Приклад к плечу, палец к курку – бах!

      – Попал, попал! В самую отметину! – заголосили крестьяне.

      Взял Пугачев второе ружье – во вторую мишень. Взял третье, вскочил на коня и с ходу, с рыси – в третью.

      И снова в самую середину, снова навылет.

      Поразевали крестьяне рты. Остолбенели от такого умельства. И Гришатка разинул рот. «Ай да стрелок! Ай да царь-батюшка!»

      Подъехал Пугачев снова к крестьянам.

      – Ну как, детушки, ружья кривые или глаз ваш косит?!

      – Глаз, глаз, государь! – закричали крестьяне.

      – То-то, – рассмеялся Пугачев. – Как же нам с шапкой, детушки, быть?

      – Твоя шапка, твоя! – кричат вперебой крестьяне. – Тебе полагается. По закону. По справедливости.

      – Эн, нет, – говорит Пугачев. – А ну-ка выходи, кто смелый.

      Нет смелых. Боятся стрелки при царе попасть в полный конфуз.

      В это время Пугачев заметил Гришатку.

      Сунул Пугачев ему в руки ружье.

      – Стреляй!

      Прицелился Гришатка. Руки дрожат. В глазах туман. Однако ослушаться государя боится. Стрельнул.

      – Попал, попал! – взвыли мужики. – Ух ты, в самую тютельку, в самое яблочко.

      – Ух ты! – не удержался и сам Пугачев. Снял он со своей головы шапку. – На, получай!

      Растерялся Гришатка, как быть, не знает.

      – Бери, бери! – гудят мужики. – Государь жалует.

      Взял Гришатка шапку, надел, утонул по самые уши. А когда приподнял шапку, то Пугачева рядом уже и нет. Лишь снег от конских копыт клубится.

      Сани

      – Эх, мало, мало у нас пушек! Ружей мало. Пороху бы нам побольше! – сокрушается Емельян Иванович.

      Затеял Пугачев разные хитрости. То среди ночи подвезут казаки под самый Оренбург охапки сена и распалят костры. В крепости подумают, что это подошла пугачевская армия, и откроют страшный огонь из пушек.

      – Так-так, – посмеивается Пугачев. – Хорошо. Ядер у них тоже не тысячи. Пусть, пусть постреляют.

      Потом стали выманивать из крепости воинские отряды.

      Для этого поступали так. Подойдет пугачевский разъезд поближе к городу. А основные силы в стороне, в засаде.

      Увидят