Пояс Богородицы. Борис Гучков

висит в моём дому.

      Неужели – поздно или рано —

      Разлететься вдребезги ему?

      Что же это я?

      Да разве вправе

      Верить снам, приметам старины,

      Зеркалу в серебряной оправе

      И незамутнённой глубины…

      «Вот и погашен огонь…»

      Вот и погашен огонь

      И на террасе, и дома…

      Мягче подушки – ладонь!

      Мамина фраза знакома.

      Вот и опять я малыш.

      Я шелохнуться не смею.

      Снова полночная тишь

      Тайной пугает своею.

      Там, где старинный сундук

      Мамы моей Евдокии,

      Вновь надоедливый звук —

      Мыши такие-сякие.

      Ах, я на них не сердит!

      Очень им хочется хлеба!..

      В окна слепые глядит

      Чёрное, звёздное небо.

      Может, когда всё уснёт,

      Время ошибку исправит,

      Мама ко мне подойдёт

      И одеяло поправит?..

      «Ты на фото широкобров…»

      Памяти деда Григория, расстрелянного в 1918 году

      Ты на фото широкобров,

      Молод, статен сидишь и брав.

      С острой шашкою вид суров

      И, похоже, слегка лукав.

      Ты всё праздничное надел.

      На плече – ладошка жены…

      Знаю, кузницы ты имел

      Вон как руки обожжены!

      Срок начертан любой судьбе.

      В срок любой поржавеет гвоздь.

      Дед зажиточный голытьбе

      Был, конечно, как в горле кость.

      Дверь открыли они рывком,

      В спальню хлынули наугад.

      «С бабой тешишься? Сам ревком

      За тобою послал нас, гад».

      Сапожищем по морде – хрясть!

      Гости были навеселе.

      «Что не нравится наша власть,

      О тебе гутарят в селе» —

      «Ненавижу вас, сволочных!

      На добро не идут со злом» —

      Бьют прикладом его под дых,

      Вяжут руки тугим узлом.

      Сволокли они деда в лог.

      «Пли, ребята!» – короткий сказ.

      Одну пулю вогнали в бок,

      А одну аккурат меж глаз…

      Ныне сам я не без морщин

      И здоровье уже не то…

      Где, каких посреди лощин

      Ты покоишься, скажет кто?..

      «Выйдя с Красной на Манежную…»

      Выйдя с Красной на Манежную,

      До Кузнецкого моста

      Я пойду Москвою снежною.

      В поздний час она пуста.

      Я с Тверских сверну задымленных

      И в сиянии огней

      Над Большим завижу вздыбленных

      Аполлоновых коней.

      Спит в ночи театр ковригою —

      Честь и гордость россиян.

      Как солонкою, квадригою

      Он летящей осиян.

      От кого? От брата, вроде бы,

      Я слыхал (о том скажу)

      Что на нашей малой родине

      Отковали ту вожжу,

      И детали сбруи ковкие,

      Дабы ржа их не взяла,

      Кузнецы ковали ловкие

      Из мещерского села.

      Более того, поведали

      Мне