Пояс Богородицы. Борис Гучков

познанным мною…

      «С юной версты не отринувший чар…»

      С юной версты не отринувший чар,

      В зрелом, степенном, казалось бы, возрасте,

      Я сберегаю в душе и сейчас

      Более детскости, нежели взрослости.

      Но и за сороковою верстой

      Знаю одно за собою доподлинно,

      Что не смогу пред земной красотой

      Ни богохульничать я и ни подличать.

      В росности трав отражается мир

      Утра селенья мещерского Чинура.

      Пред красотой оробею на миг:

      Люди! Ну что ж это вы, неучтивые!

      Милая отчина с холодом вьюг!

      Ты местночтима, но с зимами, с вёснами

      Дороги мне и Поволжье, и Юг.

      Все наши отчины равноапостольны.

      И за красу мне обидно, когда

      Вдруг получаю плохое известие:

      Где-то ушла из колодца вода,

      Химией рощица напрочь изведена…

      Всё-таки верится: буду я прав,

      И, по-рязански якая, окая,

      С запахом смолки и скошенных трав,

      Ты не умолкнешь, отчизна высокая!

      «На Бáбенку выйду, взойду на Уланову гору…»

      На Бáбенку выйду, взойду на Уланову гору,

      Где вновь обрету и покой, и господнюю милость.

      С душевным волненьем прокатятся спазмы по горлу.

      Как всё изменилось! О Боже, как всё изменилось!

      Лишь не изменилась Оки голубая подковка.

      Стареют дубы, и цветущий безумствует донник.

      Направо – мой город, налево – деревня Поповка,

      Где есть знаменитой певицы Обуховой домик,

      Надежды Андревны с божественным меццо —

      сопрано.

      Завидуй, поп-дива, учись у неё благородству!

      Я завтра, быть может, схожу туда утречком рано,

      Я всю, что осталась, с души посдираю коросту.

      В заречном тумане громада завода цветмета,

      Где в детстве когда-то дубовая роща шумела.

      Всё', всё изменилось, лишь лучшая песня не спета,

      Которую с детства пропеть моё' сердце хотело.

      «Что родился на Малой Мещанской…»

      Что родился на Малой Мещанской,

      В старой книге я как-то прочёл.

      Дом под кронами лип помещался.

      Помню гул несмолкаемых пчёл.

      И к лицу, и к рубахе он липнет —

      Запах лип, что посажены в ряд.

      Имя дал нашей улице Либкнехт.

      Был он зверски убит, говорят.

      Ах, разлуки извечная кара!

      Годы службы. Чужие края…

      Помню, помню фамилию Карла

      Ты коверкала, мама моя.

      «Лип» – писала. И липовый запах,

      Настигая, бросал меня в дрожь,

      И душа устремлялась на запад —

      Где ж в Монголии липы найдёшь?

      Ведь мечте и моря не преграда.

      От тебя, от мещерских лесов

      Отделяло меня – это ж надо! —

      Целых шесть часовых поясов.

      Я любил вас, родные до боли,

      В звоне лета и шорохе вьюг:

      И Воровского (Вацлава, что ли?),

      И Урицкого, и Люксембург.

      Были