Проснется день. Борис Екимов

синем утреннем небесном полотне, вдруг раскрылись, словно вспыхнули, за спиной мальчика, и он взлетел. Хурдин зажмурился и почуял, как сердце его замерло в сладком обмороке, а сам он не сидел на твердой земле, а тоже летел над зеленым пшеничным полем, над Вихляевской горою, над Ильменем.

      А земля медленно и косо разворачивалась под ним зеленым блюдцем и уплывала вниз.

      Живая душа

      Тебякины жили напротив бригадной конторы, через дорогу. Сама Наталья числилась при конторе в истопниках да уборщицах. Это было очень удобно: зарплата твердая и дом под рукой. Приезжий народ, когда в конторе оказывалось пусто, шел к Тебякиным и спрашивал, где искать управляющего, зоотехника или еще кого. Им говорили.

      И в этот ясный январский день приезжий вошел к Тебякиным во двор, огляделся, опасаясь собаки, крикнул от ворот:

      – Хозяева дома?!

      Никто ему не ответил. Приезжий прошел по двору. Просторен был тебякинский двор: дом под жестью, рядом теплая кухня флигеля, сараи, катухи. На скотьем базу копошились люди. Приезжий подошел ближе: старик с мальчонкою убирали навоз, набрасывая его в деревянные санки с коробом. В опущенных треухах, телогрейках, валенках с калошами, они работали молча и гостя не видели.

      – Здорово живете! – окликнул их приезжий человек.

      Старик поднял голову.

      – Хозяйка в домах, – сказал он и кончил разговор, возвращаясь к работе.

      Мальчик и вовсе глаз не поднял, управляясь лопатой.

      – От дяди Левона поклон вам привез, от бабы Лены, – сказал гость.

      Старик распрямился, опершись на вилы, поглядел, словно вспомнил, ответил не торопясь:

      – Спасибо. Значит, живые-здоровые… Слава богу.

      В эту минуту хозяйка вышла на крыльцо, и старик окликнул ее:

      – Наталья, встрень человека!

      Мальчик, оставляя лопату, окинул взглядом нагруженные санки, сказал деду:

      – Повезли.

      По приезжему он лишь скользнул равнодушным взглядом, пристраиваясь к санной упряжке. Веревочная бечева, прилаженная к саням, была длинна, позволяя мальчику и старику удобно впрячься. Они взяли разом и потянули груженые санки по набитой снежной колее в низы, в огород. И согласен был ход старого и малого.

      Хозяйка оказалась приветливой и говорливой. В доме, резонов не слушая, она поставила чай и закуску, живо расспрашивая о родне.

      – Свекор-то не больно разговорчивый, – сказал гость.

      – Старовер, – оправдалась хозяйка. – Кулугурами их раньше называли. Меня взяли, так я с непривычки… – посмеялась она, вспоминая, и, вздохнув, добавила задумчиво: – Баба Маня у нас померла. Дед скучает и Алешка.

      Попили чайку, поговорили. Гость вспомнил о делах.

      – Я приехал-то к вашему управу.

      – Он на ферме. Алешка вас проводит. Только обедать – к нам. Василий придет. Он всегда дядю Левона поминает и братьев. Они же смолоду… – Хозяйка выбежала во двор, крикнула сына и вернулась. – Глядите, к управляющему не заходите обедать, к нам, к нам. А то Василий обидится.

      Отворилась