Проснется день. Борис Екимов

ведро и веник, к берегу пошел, чтобы отдышаться.

      Сады и огороды лежали по обе сторону речки. Пруженная и перепруженная, она, считай, не текла. Местами, где еще били со дна ледяные ключи, речка раздвигала камыши омутами с белыми лилиями и кувшинками.

      Мальчик подошел незаметно и сел рядом.

      Сестренка подле брата пристроилась, расправляя намокший подол.

      – Уста-а. Потом снова буду поивать.

      – Скупнуться… – сказал мальчик и, быстро сбросив легкую свою одежду, с разбегу кинулся в воду.

      – Он па-авать умеет, – горделиво заявила сестренка. – Па-авает.

      Мальчик плавал. В желтоватой воде вьюном вилось тростиночное тело.

      Ухнул в воду Хурдин. Плеснула на берег волна, и камыши зашуршали. Даже сейчас, за полдень, студеной была вода, и Хурдин быстро полез на берег. За ним и мальчик.

      И снова принялись они за свое дело. В горячем воздухе, перебивая пресный запах воды и полынкового сена, поплыл тяжкий хлорофосовый дух.

      Вечером мать Хурдина хвалила:

      – Молодец, сынок. Помочь мне оказал. А я выход заработала – може, мне зернеца поболе уделят.

      Темнело медленно, и вроде менялась погода. В закатной стороне низкие пепельные облака шли на юг, а над ними летучий небесный дым багряными клубами мчался к северу, к северу. А над хутором стояло чистое небо, с ясной вечерней зеленью.

      Хурдин собирался в гости. Из привезенного, московского, набрал он конфет, печенья, пачку халвы, коробку фломастеров взял, детскую книжку и попросил мать:

      – Ты бы собрала чего-нибудь. К мальчику я хочу сходить, к Сереже. Сметаны, что ль, молочка… вареники там остались, давай отнесу. Только подогреть надо.

      – Сами они подогреют, у них газ. А чего ты к ним?

      – Да поглядеть. Одни живут… И вы к ним как-то относитесь… Не по-людски.

      – А мы чего… Мы ничего…

      – Вот то-то и оно, что ничего, – попенял Хурдин сдержанно.

      Но мать его поняла.

      – Сынок, сынок… Нас самих бы кто пожалел. А уж об них нехай начальство горится.

      – Что начальство. Вы бы сами, пока отца-матери нет…

      – Такого отца век бы не было. Они хоть вздохнули без него. Пропил все, вплоть до подушек. Подушками по хутору торговал.

      – И брали?

      – Люди на все идут.

      – Да… – покачал головой Хурдин.

      Гостинцы сложил он в сумку и пошел. Улица хутора была пуста. Хаты светились вечерними огнями. Дом мальчика сиял незатворенными окошками. Хурдин вошел в распахнутые ворота, поднялся на крыльцо, постучал.

      – Кто там?! Входите, открыто! – крикнул мальчик и сам выскочил в коридор. – Это вы? – в растерянности замер он в светлом дверном проеме, а затем отступил. – Заходите.

      Пузатая лампочка сияла под потолком, освещая пустую комнату. Глаза Хурдина, так привыкшие к иному убранству, шарили по голым стенам, словно чего-то искали. Но что найти он мог?.. Стол да две табуретки, кровать-раскладушка с выгоревшим брезентом.

      – В гости к вам решил зайти, – объяснил Хурдин. – Одному скучно, знакомых нет.

      – Проходите.

      Мальчик