Проснется день. Борис Екимов

вышла из кухни мать.

      – Зачем у гусыни перо в носу?

      – Где? – посмотрела мать и засмеялась. – Какой-то ты, вроде и не я тебя родила. Все перезабыл. Бьет она гусяток, дура глупая. Вот перо и вставили, чтоб не могла тронуть.

      – А-а-а… – понимающе протянул Хурдин и оправдался на материн упрек: – Откуда мне помнить, сто лет не видал. А цыплят… Мама, я уж цыплят и забыл, какие они есть.

      – Раньше вы их от коршунов стерегли. Ныне-то коршуны перевелися, а бывало…

      Но иная мысль пришла к Хурдину, и он сказал:

      – Я-то еще что, а вот Герка с Володей и не видели сроду цыплят. Только в кино.

      – Они бабку-то родную лишь в кино видали, – осуждающе сказала мать, – не токмо что цыплят.

      Хурдин опустил глаза, вздохнул, и мать его пожалела:

      – Да чего ж, раз жизнь такая пошла… – и перевела разговор на другое: – Я, сынок, ныне на работу хочу с обеда. Управляющий просил. А как же… не могу я отказать. Из его рук живем. А ты, сынок, мне окажи помочь. На картошке жуков поморить надо. Сумеешь?

      – Конечно, – ответил Хурдин.

      В ту пору, позванивая ведрами, к колонке подкатил мальчик на велосипеде, и мать крикнула ему:

      – Сережа! Ты ныне сбирался жуков морить?!

      – Поеду, – ответил мальчик.

      – Дядю с собой возьми. Подкажешь ему! Хлорофос у нас есть! А ты ему подкажешь, он не могет!

      – Ладно, – отозвался мальчик. – Заеду.

      – Он заедет за тобой, – передала мать Хурдину, словно тот не рядом сидел. – Заедет и тебе помогет. Надо картошку спасать.

      Мать ушла на работу, и скоро на улице послышалось велосипедное звяканье и дребезжанье. И голос мальчика позвал:

      – Дядя, поехали!

      Хурдин взял велосипед и вышел за двор. Мальчик ожидал его не один: в тележке, прицепленной к велосипеду, сидела девочка, обняв руками цинковое ведро.

      – Помощница? – спросил Хурдин.

      – Помогать Сеёже, помогать буду, – быстро и довольно понятно выговорила девочка.

      – Орет. Не хочет одна, – объяснил мальчик.

      – Помогать буду. Лена будет помогать.

      Она удобно сидела на старой телогрейке, обняв руками ведро, и езды не боялась.

      Проехали хутор и солонцовую пустошь, где телята паслись.

      – Маленькие теята! – оборачиваясь к Хурдину, закричала девочка. – Маенькие гуята! – обрадованно возвестила она, когда проезжали плотину и пруд с птицей.

      У садов, огороженных не столько плетнями, сколь завалами сухих веток, у перелаза спешились. На земле девочка оказалась совсем крошечной, в длинном бордовом платье.

      – Ты сними с нее, а то жарко, – предложил Хурдин.

      – Да, снимешь… – усмехнулся мальчик.

      – Касивое платье… Касивое… – горделиво сказала девочка, поняв, о чем речь. – Мое…

      – Очень красивое, – подтвердил Хурдин, пересаживая ее через ограду, в сад.

      Эти сады лишь по старой памяти назывались садами. Вербы тут росли, тополя, огороды сажали, косили сено. Хурдин свой огород угадал. Картошка на нем стояла в колено. И на сочных