Проснется день. Борис Екимов

И пусть он не умирает, потому что живым лучше, чем мертвым.

      Он проскользнул в кухню, схватил одежонку и кинулся из дома. Деревянные санки с коробом были легки. И мальчик рысью помчался напрямую к амбарам, а потом по гладкой накатанной дороге от хутора к ферме.

      Позади оставались желтые огни домов, впереди открывалась смутно белеющая степь и небо над ней.

      Месяц уже истаивал, белый его рожок светил неярко: поблескивала накатанная дорога, посверкивал на застругах искрами снег. А в небе такой же молочный шлях тянулся через звездное поле, но ярче земного горели льдистые огни, от края до края.

      Желтые фонари скотного двора и совсем робкие, прижмуренные окошки фермы ничего не освещали. Свет поярче лился от теплой кочегарки, где и теперь сидел чело век.

      Но мальчику не нужны были чужие глаза, и он обошел скотный баз снизу, от речки. Он сердцем чуял, что телок сейчас там, где он оставил его, у ворот, под стеною загата.

      Телок был на месте. Он уже не стоял, а лежал, привалясь к стене соломы. И тело его, остывая, принимало холод, и лишь сердце еще слабо стучало в теплом нутре.

      Мальчик распахнул пальто и, обняв теленка, прижался к нему, согревая. Сначала телок ничего не понял, потом заворочался. Мать он почуял, теплую маму, которая наконец пришла, и пахло от нее сладким духом, какого давно просила изголодавшая и иззябшая, но живая душа.

      Настелив в санки соломы, мальчик повалил телка в короб и сверху его соломой накрыл, сохраняя тепло. И двинулся к дому. Он торопился, спешил. В доме могли его спохватиться.

      Он въехал на баз от сенника, из темноты, и втянул теленка в кухню, к козлятам. Учуяв человека, козлята затопотили, заблеяли, кинулись к мальчику, ожидая, что им привели матерей. Мальчик устроил теленка у теплой грубки и вышел во двор.

      Свет фонаря желтел в коровьем катухе, и голос деда слышался:

      – Ну, моя хорошая, давай, давай… Давай Зорюшка…

      – Деда! – позвал мальчик.

      Дед с фонарем вышел на баз.

      – Чего тебе?

      – Деда, я телка привез, с фермы.

      – С какой фермы? – удивился дед. – Какого телка?

      – С колхозной. Он там к утру бы замерз. Я его привез.

      – Кто тебя научил? – растерялся дед. – Ты что? Либо умом рухнулся?

      Мальчик поднял на него вопрошающие глаза и спросил:

      – Ты хочешь, чтобы он помер и его кобели по хутору таскали? А он – живая душа… да!

      В голосе мальчика зазвенели слезы, и дед сказал:

      – Погоди. Паморки отбил. Это какой телок? Обскажи.

      Мальчик рассказал сегодняшнее, дневное, и снова попросил:

      – Деда, пускай он живет. Я за ним буду доглядать. Я совладаю.

      – Ладно, – выдохнул дед. – Чего-нибудь придумаем. Ох, отцу-то, отцу неладно. Он где, телок-то?

      – В кухне, у козлят отогревается. Он нынче не ел.

      – Ладно, – махнул рукой дед, ему вдруг почудилось нужное. – Семь бед… Только бы нас Зорька не подвела. Я тут сам управлюсь. И молчи. Я сам.

      В голосе деда мальчик почуял твердое и кинулся в дом.

      – Ты