Люди сороковых годов. Алексей Писемский

перебил Еспер Иваныч Анну Гавриловну, показывая рукою на соседнюю комнату.

      – Одна-с, – отвечала та, прислушавшись немного. – Вот, батюшка, – прибавила она Павлу, – барыня-то эта чужая нам, а и в деревню к нам приезжала, и сюда сейчас приехала, а муженек хоть и сродственник, а до сих пор не бывал.

      – Дурак он… – произнес Еспер Иваныч, – армейщина… кавалерия… только и умеет усы крутить да выпить, – только и есть!

      – Уж именно – балда пустая, хоть и господин!.. – подхватила Анна Гавриловна. – Не такого бы этакой барыне мужа надо… Она славная!..

      – Она умная! – перебил с каким-то особенным ударением Еспер Иваныч, и на его обрюзглом лице как бы на мгновение появилось прежнее одушевление мысли.

      Вошла Мари и вслед за ней – ее подруга; это была молодая, высокая дама, совершенная брюнетка и с лицом, как бы подернутым печалью.

      – Здравствуйте, Еспер Иваныч! – сказала она, подходя с почтением к больному.

      – Здравствуйте! – отвечал ей тот, приветливо кивая головой.

      М-me Фатеева села невдалеке от него.

      – Вот это хорошо, что вы из деревни сюда переехали – ближе к доктору, – здесь вы гораздо скорее выздоровеете.

      – Да, может быть, – отвечал Еспер Иваныч, разводя в каком-то раздумьи руками. – А вы как ваше время проводите? – прибавил он с возвратившеюся ему на минуту любезностью.

      – Ужасно скучаю, Еспер Иваныч; только и отдохнула душой немного, когда была у вас в деревне, а тут бог знает как живу!.. – При этих словах у m-me Фатеевой как будто бы даже навернулись слезы на глазах.

      – Что делать! Вам тяжкий крест богом назначен! – проговорил Еспер Иваныч, и у него тоже появились на глазах слезы.

      Анна Гавриловна заметила это и тотчас же поспешила чем-нибудь поразвеселить его.

      – Полноте вы все печальное разговаривать!.. Расскажите-ка лучше, судырь, как вон вас Кубанцев почитает, – прибавила она Есперу Иванычу.

      Он усмехнулся.

      – Ну, расскажи! – проговорил он.

      – Кубанцев – это приказный, – начала Анна Гавриловна как бы совершенно веселым тоном, – рядом с нами живет и всякий раз, как барин приедет сюда, является с поздравлением. Еспер Иваныч когда ему полтинник, когда целковый даст; и теперешний раз пришел было; я сюда его не пустила, выслала ему рубль и велела идти домой; а он заместо того – прямо в кабак… напился там, идет домой, во все горло дерет песни; только как подошел к нашему дому, и говорит сам себе: «Кубанцев, цыц, не смей петь: тут твой благодетель живет и хворает!..» Потом еще пуще того заорал песни и опять закричал на себя: «Цыц, Кубанцев, не смей благодетеля обеспокоить!..» Усмирильщик какой – самого себя!

      Все улыбнулись. И Еспер Иваныч сначала тоже, слегка только усмехнувшись, повторил: «Усмирильщик… себя!», а потом начал смеяться больше и больше и наконец зарыдал.

      – Ой, какой вы сегодня нехороший!.. Вот я у вас сейчас всех гостей уведу!.. Ступайте-ка, ступайте от капризника этого, – проговорила Анна Гавриловна.

      Мари, Фатеева и Павел встали.

      – Да, ступайте, – произнес