Московское гостеприимство. Аркадий Аверченко

Меньшиков ушел из редакции и долго бродил по улицам, подслушивая, что говорит народ о его юбилее.

      Никто ничего не говорил. Только в трамвае Меньшиков увидел одного человека, читавшего «Новое Время».

      Подсел к нему и, хлопнув по своей статье, радостно засмеялся.

      – Что вы думаете об этой штуке?

      Читавший сказал, что он думает.

      Меньшиков вышел из трамвая и долго шел без цели, бормоча про себя:

      – Сам ты старый болван! Туда же – в критику пускается.

      Вечером сидел у кухарки на кухне и рассказывал:

      – Устал я за день от всего этого шума, поздравлений, почестей… Начиная от швейцаров – до Столыпина – все, как один человек. А Столыпин… чудак, право… Схватил руку, трясет ее, трясет, пожимает – смех, да и только! Старик тоже – увидел меня, говорит: что нужно – проси! Отведи в уголок и проси. Ей-Богу, не вру! Хочешь, говорит, надбавить – надбавлю. Публика тоже… В трамваях тоже… Обсуждают статью.

      Ночью он долго плакал.

      Робинзоны

      Когда корабль тонул, спаслись только двое: Павел Нарымский – интеллигент, Пров Иванов Акациев – бывший шпик.

      Раздевшись догола, оба спрыгнули с тонувшего корабля, и быстро заработали руками по направлению к далекому берегу. Пров доплыл первым. Он вылез на скалистый берег, подождал Нарымского и, когда тот, задыхаясь, стал вскарабкиваться по мокрым камням, строго спросил его:

      – Ваш паспорт!

      Голый Нарымский развел мокрыми руками:

      – Нету паспорта. Потонул.

      Акациев нахмурился.

      – В таком случае я буду принужден…

      Нарымский ехидно улыбнулся:

      – Ага… Некуда!

      Пров зачесал затылок, застонал от тоски и бессилия и потом, молча, голый и грустный, побрел в глубь острова.

* * *

      Понемногу Нарымский стал устраиваться. Собрал на берегу выброшенные бурей обломки и некоторые вещи с корабля и стал устраивать из обломков дом.

      Пров сумрачно следил за ним, прячась за соседним утесом и потирая голые худые руки. Увидев, что Нарымский уже возводит деревянные стены, Акациев, крадучись, приблизился к нему и громко закричал:

      – Ага! Попался! Вы это что делаете?

      Нарымский улыбнулся:

      – Предварилку строю.

      – Нет, нет… Это вы дом строите?! Хорошо-с!.. А вы строительный устав знаете?

      – Ничего я не знаю.

      – А разрешение строительной комиссии в рассуждении пожара у вас имеется?

      – Отстанете вы от меня?

      – Нет-с, не отстану. Я вам запрещаю возводить эту постройку без разрешения.

      Нарымский, уже не обращая на Прова внимания, усмехнулся и стал прилаживать дверь.

      Акациев тяжко вздохнул, постоял и потом тихо поплелся в глубь острова.

      Выстроив дом, Нарымский стал устраиваться в нем как можно удобнее. На берегу он нашел ящик с книгами, ружье и бочонок солонины.

      Однажды, когда Нарымскому надоела вечная солонина, он взял ружье и углубился в девственный лес с целью настрелять дичи. Все время сзади себя он чувствовал