Московское гостеприимство. Аркадий Аверченко

доктора позвать?

      – При чем тут доктор?!

      – Тогда, может, пристава пригласить?

      Как все почти больные, которые не любят, когда посторонние подчеркивают опасность их положения, Иванов тоже нахмурился, засопел и недовольно сказал:

      – Я уж не так плох, чтобы пристава звать. Может быть, отойду.

      – Дай-то Бог, – всхлипнула жена.

      Иванов лег в кровать, повернулся лицом к стене и замолчал.

      Жена изредка подходила к дверям спальни и прислушивалась. Было слышно, как Иванов, лежа на кровати, левел.

* * *

      Утро застало Иванова осунувшимся, похудевшим… Он тихонько пробрался в гостиную, схватил газету и, убежав в спальню, развернул свежий газетный лист.

      Через пять минут он вбежал в комнату жены и дрожащими губами прошептал:

      – Еще полевел! Что оно будет – не знаю!

      – Опять небось газету читал, – вскочила жена. – Говори! Читал?

      – Читал… В Риге губернатор оштрафовал газету за указание очагов холеры…

      Жена заплакала и побежала к тестю.

      – Мой-то… – сказала она, ломая руки. – Левеет.

      – Быть не может?! – воскликнул тесть.

      – Верное слово. Вчерась с утра был здоров, беспартийность чувствовал, а потом оборвалась печенка и полевел!

      – Надо принять меры, – сказал тесть, надевая шапку. – Ты у него отними и спрячь газеты, а я забегу в полицию, заявку господину приставу сделаю.

* * *

      Иванов сидел в кресле, мрачный, небритый, и на глазах у всех левел. Тесть с женой Иванова стояли в углу, молча смотрели на Иванова, и в глазах их сквозили ужас и отчаяние.

      Вошел пристав. Он потер руки, вежливо раскланялся с женой Иванова и спросил мягким баритоном:

      – Ну, как наш дорогой больной?

      – Левеет!

      – А-а! – сказал Иванов, поднимая на пристава мутные, больные глаза. – Представитель отживающего полицейско-бюрократического режима! Нам нужна закономерность…

      Пристав взял его руку, пощупал пульс и спросил:

      – Как вы себя сейчас чувствуете?

      – Мирнообновленцем!

      Пристав потыкал пальцем в голову Иванова:

      – Не готово еще… Не созрел! А вчера как вы себя чувствовали?

      – Октябристом, – вздохнул Иванов. – До обеда – правым крылом, а после обеда левым…

      – Гм… плохо! Болезнь прогрессирует сильными скачками…

      Жена упала тестю на грудь и заплакала.

      – Я, собственно, – сказал Иванов, – стою за принудительное отчуждение частновладельч…

      – Позвольте! – удивился пристав. – Да это кадетская программа…

      Иванов с протяжным стоном схватился за голову.

      – Значит… я уже кадет!

      – Все левеете?

      – Левею. Уходите! Уйдите лучше… А то я на вас все смотрю и левею.

      Пристав развел руками… Потом на цыпочках вышел из комнаты. Жена позвала горничную, швейцара и строго запретила им приносить газеты. Взяла у сына томик «Робинзона Крузо» с раскрашенными картинками и понесла мужу.

      – Вот… почитай. Может, отойдет.

*