Шолох. Тень разрастается. Антонина Крейн

верит, что, чем больше гномьих ругательств он изречет, тем серьезнее мы воспримем угрозу.

      – Что, уже жалеешь, что перевелась из корпуса стражей? – посочувствовала я. – Как тебя звать-то теперь? Чрезвычайница?

      – Не, не жалею. Условия еще хуже – хотя в это сложно поверить, но как-то… Повеселее. Да продолжай стражницей называть, все осталось по-прежнему, просто теперь в случае городского несчастья я в авангарде.

      Я не стала вникать в тонкости профессиональных отличий между разными департаментами Военного ведомства. Вместо этого я пожала плечами:

      – Ну ты иди на работу, раз он так беснуется. Я сообщу, если что изменится.

      – Ага, щаззз, – Кад блеснула глазами. – Ничего, это он только угрожает. Посуду мыть не заставит – я при всем желании на ведомственную кухню не влезу, она под гномий рост сделана.

      Так наше добровольное дежурство продолжилось.

      Знахари приходили каждый час, по двое, что-то замеряли, тихонько колдовали, радовались прекрасным симптомам и вводили Смеющемуся лечебные растворы посредством длинных тонких трубок, неприятно напомнивших мне Рамблу.

      – Не верится, – вздохнула Кадия. – Не верится, что Карл и Анте – хранители…

      – Нужно время, чтобы привыкнуть, – я согласилась. – Дахху, кстати, в курсе. Ему об этом бокки-с-фонарями рассказали. Пока пытались его убить.

      – Мда-а-а… – протянула Кад. – Нашел себе братьев по разуму.

      Вдруг со стороны кровати раздался глубокий шипящий вдох. Будто воздушный шар наполняют гелием. Мы так и подпрыгнули. Все четверо: Кад, я, Снежок на подстилке и Марах, который все-таки соизволил меня простить и теперь привычно сидел на плече.

      – Дахху! – хором возопили мы, кидаясь к другу.

      – Книгу, – невнятно произнес Дахху, не открывая глаз. Его правая рука с усилием поднялась.

      – Что? Кто?

      – Книгу. «Доронах». Дайте.

      Нижняя губа Кадии мгновенно надулась, как у маленькой девочки. Я тоже не обрадовалась такому приветствию, но все же исполнила первую волю оживающего… Когда стопка черновых бумаг оказалась на груди у Дахху, он открыл глаза. И сразу же увидел мой выдающийся нос.

      – Тинави! Небеса-хранители! Что с тобой? – друг сипло ахнул.

      – Конспирация, – буркнула я. – Ты вообще как?

      – Нормально, – Дахху улыбнулся уголком рта и начал увлеченно копаться в своих листочках.

      Я же с ужасом следила за Кадией.

      Глаза ее налились кровью, губы сомкнулись в одну узкую трясущуюся линию. Кажется, Смеющийся никогда не был так близок к смерти, как в этот момент. Я всерьез испугалась, что сейчас мы потеряем его по-настоящему, и приготовилась грудью защищать ее от рассвирепевшей стражницы.

      Но она сдержалась:

      – Что ж, Дахху, мы очень рады, что ты очнулся, да еще и такой бодрый, – отчеканила Кадия, сжав кулаки так сильно, что побелели косточки пальцев. – Пойду на работу, а ты приходи в себя. Тинави тебе расскажет, что тут творилось в эту дюжину дней.

      Подруга наклонилась, рывком схватила свою брошенную на пол сумку, и твердым