Цепи его души. Марина Эльденберт

меня из сознания.

      Потому что в сознании не может быть так хорошо.

      Так горячо.

      Так сладко, как сейчас, когда мир вокруг рассыпается тысячами искр.

      Не сразу понимаю, что это взрываются магические светильники, и в этих ослепительных вспышках на миг перестаю быть собой.

      Ни с чем не сравнимое наслаждение пульсирует внутри, отзываясь в точке под его пальцами. Вырываясь моим протяжным шепотом-стоном:

      – Эри-и-и-к…

      И его рычанием, запускающим по телу волну.

      Волну удовольствия, в которой мы содрогаемся вместе, я тону в его руках и собственных всхлипах до той минуты, пока он подается назад. Этот рывок не менее ощутим, чем когда он оказался внутри, но Эрик уже прижимает меня к себе. Подхватывает, обнимает, заворачивая в покрывало. Или в себя.

      Почему-то именно сейчас на ум приходит: «Я не позволю тебе замерзнуть», – и эта мысль отзывается во мне пронзительным теплом.

      Я прижимаюсь к нему, вдыхая запах сандала и разгоряченного тела.

      Чувствуя, как сильная ладонь скользит по спине, по взмокшим волосам: не то лаская, не то успокаивая.

      – Вы прекрасны, мисс Шарлотта Руа, – произносит он.

      Я лишь на миг открываю глаза, чтобы встретиться с ним взглядом.

      Темным и глубоким, как зимняя ночь за окном. Удивительно, как преобразились его черты, словно передо мной совсем другой человек.

      – Вы тоже, месье Эрик.

      Он касается моих губ, убирает со лба налипшие прядки и улыбается.

      Я улыбаюсь в ответ – слабо, а потом позволяю себе крепче прижаться к нему и оплести рукой его грудь. Закрываю глаза и понимаю, что под ладонью по-прежнему жесткая ткань жилета: Эрик, в отличие от меня, одет. Это кажется неправильным, но почему, я понять не могу. Мысли путаются, ускользают, стекая в сон, и я падаю в него вслед за ними. Последнее, что слышу, это его шепот:

      – Спи, моя светлая девочка.

      6

      «Я не позволю тебе замерзнуть».

      Отголоски эха разносятся по лабиринтам коридоров. Пустынным коридорам театра, в которых я стою совершенно одна. Холод бежит по обнаженным плечам, стекает в глубокое декольте, заставляя кожу покрываться мурашками. Тишина такая, что слышен шорох моего платья, когда я иду вперед. Все ближе, ближе и ближе к бенуару, в котором меня ждет Эрик. Сердце бьется все быстрее, пальцы с силой сжимаются на атласной ткани. Мне невыносимо холодно, я обхватываю себя руками, но руки просто ледяные.

      «Я не позволю тебе замерзну-у-у-уть».

      Эхо его голоса вплавляется в шелест моих юбок, и получается шипение. Странное, мягкое, тягучее шипение, словно он произносит это нараспев, простуженным голосом. Но я уже почти дошла: отодвигаю тяжелые портьеры, шагаю внутрь, и… оказываюсь на сцене. На сцене, где удивительно красивая женщина (я не могу видеть ее лица, оно в темноте, но точно знаю, что это так), выгибается под ударами плети. Стоны мешаются с криками, пальцы сжимаются на обвивающих запястья веревках, тянущихся к изголовью кровати. Замираю, потому что в стоящем ко мне спиной мужчине уже узнаю его.

      Это