Цепи его души. Марина Эльденберт

я. – Эти люди приехали из другой страны! Разве они заслужили такой прием?

      – Какая же ты все-таки еще девочка. – Орман осторожно привлек меня к себе. – Дело не в них. Дело в тех, кто не готов принять свои пороки, отраженные в других людях.

      – Вы сейчас говорите что-то очень странное, – заметила я.

      – Отчего же?

      – При чем тут люди и их пороки?

      – При том, что яростнее всего порицается и отрицается самое желанное.

      Прежде чем я успела ответить, он наклонился ко мне и коснулся губами моих губ. Коснулся не так, как в лесу, и даже не так, как в мансарде. В этом поцелуе было нечто сумрачно-властное, как дыхание жарких южных ночей, сминающих день столь стремительно, что даже опомниться не успеваешь. Вот и я не успела: свойственная Орману сила и бесцеремонный напор сейчас отозвались внутри пьянящим влечением. Я потянулась к нему, отвечая, впитывая вкус его губ. Легкие нотки игристого вина, тонкая кислинка и терпкость. Неуверенно приоткрыла рот, позволяя ему целовать меня глубже.

      Объятия, от которых кружилась голова, объятия, о которых я сегодня весь вечер думала, неожиданно стали непростительно крепкими. Он целовал меня так, что сбивалось дыхание, не позволяя отстраниться даже на миг. Совсем осмелев, коснулась кончиком языка жестких, горячих губ.

      Чтобы спустя мгновение сжать зубы на нижней.

      Орман вздрогнул – и его дрожь передалась мне, словно мы были единым целым.

      – Ты что творишь, Шарлотта? – выдохнул он.

      Хрипло, сумасшедше, низко. Так, что его голос отозвался жаром в каждой клеточке тела.

      – Я вас целую, – медленно облизнула губы и посмотрела ему в глаза.

      Глаза такие же сумасшедшие, как его голос. Как он сам.

      Как мы оба.

      Не вполне отдавая себе отчет в том, что делаю, коснулась его волос, повторяя инеевую прядь кончиками пальцев. Орман перехватил их, переплетая со своими. Так тесно, что ладони сливались, что я перестала понимать, где кончаюсь я, и начинается он. Удивительно, но именно этот жест стер последние рамки, последнюю грань между нами, не позволяющую чувствовать его так, как мне хотелось уже давно.

      Всей кожей.

      Я подалась к нему и коснулась губами уголка жесткого рта. Обжигающе-нежно.

      – Ты хоть понимаешь, что еще чуть-чуть, и я просто не смогу остановиться, Шарлотта?

      Он поднес мои пальцы к губам. Сжимая так же сильно, сколь мягко коснулся их поцелуем.

      – А я этого не хочу. Не хочу, чтобы вы останавливались.

      Взгляд Ормана потемнел до черноты. Если так можно выразиться о светло-серых глазах, вбирающих в себя всю темноту, проносящуюся за окнами. Наверное, раньше я могла бы этого испугаться. Раньше, но не сейчас. Сейчас, напротив, потянулась к его руке за прикосновением, которое вышло пронзительно-острым. Щекой – по тыльной стороне ладони.

      Доверяя. И доверяясь.

      Эрик хрипло вздохнул, а потом его губы снова накрыли мои: исступленно-медленно, жарко. Шнуровка накидки разошлась, как по волшебству. Впрочем, почему как: я видела тающие