Цепи его души. Марина Эльденберт

кто-то тронулся рассудком. Сейчас у меня такое чувство, что рассудком тронулась я, но почему-то меня это совсем не смущает. Разве что самую малость, и та малость терялась за спиной, как приглушенное сияние светильников.

      Лестница уходила наверх множеством ступенек, и я коснулась перил. Мягкий настил под ногами не позволял ступням мерзнуть, хотя в доме было ощутимо холодно. Оно и неудивительно, меня изначально не оставляло чувство, что здесь никто не живет, сейчас же оно только усилилось. Ночью, когда темнота стягивалась в каждом уголке, этот особняк выглядел еще более заброшенным, чем днем.

      Зачем такой огромный дом, если ты живешь один?

      То есть зачем, в принципе, понять можно, но люди, выбирающие такую роскошь, обычно содержат огромный штат прислуги и устраивают приемы, чтобы покрасоваться перед остальными. Либо же это дань обязательствам перед статусом (как у де Мортена), но Орман никогда не задумывался о статусах.

      Третий этаж и снова тишина. Я хорошо запоминала дорогу именно потому, что всегда обращала внимание на детали, вот и сейчас свет артефактов открывал передо мной воспоминания. От первого визита в мастерскую с Тхай-Лао до последнего, когда мы с Эриком были в ссоре после прогулки в лесу. Вот картина, совершенно не вписывающаяся в мои представления о том, что ему нравится. Яркий пейзаж, рассвет над лесом, в лучах солнца зелень насыщенного изумрудного цвета. Соседствует с ней пустое место, а у рамы сразу за поворотом облупилась позолота.

      Диванчики для отдыха у стен, застывшие у дверей мастерской (как почетный караул ее величества) подсвечники. Из-за сияющих настенных артефактов я не могла сказать, горит ли за высокими дверями свет. Помедлив, шагнула вперед и распахнула их.

      Эрик действительно оказался в мастерской, сидел у мольберта.

      Заметив меня, вскинул голову и нахмурился.

      – Почему ты не спишь, Шарлотта?

      Эта простая фраза ударила меня навылет. Не то потому, что я столько раз ее слышала, во снах и в воспоминаниях, разве что сейчас он не растягивал мое имя. Не то потому, что хотела услышать что-то другое.

      Что именно?

      За этой мыслью теряется все остальное, особенно когда он смотрит на меня. Холодно и жестко, пряди волос падают на лицо. Я очень хорошо помню, как они растрепались, возможно, именно это и останавливает меня от того, чтобы выйти за дверь.

      – Я пришла к тебе.

      Простой ответ, от которого его глаза темнеют еще сильнее. Он поднимается, и дыхание перехватывает.

      Наверное, раньше мне не хватило бы на такое смелости, но сейчас я просто иду к нему. Наверное, это могло бы случиться со мной во сне, вот только сейчас я отчетливо понимаю, что это не сон. Потому что мастерская впитывает шаги моих босых ног, а белье стелется за спиной, как мантия королевы.

      Да уж, сравнила.

      С губ едва не срывается смешок, но вряд ли он сейчас будет уместен. Подхожу и останавливаюсь в двух шагах от него. Скольжу взглядом по губам, по губам Ормана, но не Эрика. Плотно сжатые, резкие, они ничуть не напоминают о невыносимо нежных поцелуях. Когда он такой,