Когда пируют львы. И грянул гром. Уилбур Смит

папа… А с папой что?

      – Мне очень жаль, – просто ответил доктор. – Боюсь, оба убиты.

      Гаррик лежал на матрасе и смотрел в сторону брода. Сейчас там с громким плеском вылавливали из воды и вытаскивали на берег трупы. Он вспомнил, как с таким же шумным плеском армия Челмсфорда форсировала реку. Впереди общей колонны двигался отряд разведчиков в составе трех взводов конных стрелков Ледибурга, в их числе и Шон с отцом, и шестьдесят человек натальской полиции. Челмсфорд знал, что делает: эти люди прекрасно ориентировались на знакомой им местности, по которой должно развиваться первоначальное наступление всей армии.

      Гаррик с облегчением смотрел, как они уходят. Он едва мог поверить в свою удачу, которую даровала ему дизентерия, – он подхватил эту хворь как раз перед тем, как истек срок ультиматума и армия перешла Тугелу.

      – Повезло засранцам, – с завистью проговорил еще один больной, провожая взглядом уходящих.

      Но Гаррик им не завидовал: воевать он не хотел и был доволен, что остался здесь вместе с другими тридцатью недужными и еще шестью десятками бойцов гарнизона, оставленных Челмсфордом охранять переправу, пока он ведет свою армию вглубь Зулуленда.

      Гаррик смотрел, как разведчики врассыпную выходят из воды и исчезают в высокой, волнующейся от ветра траве, а за ними движется основная колонна с фургонами, похожая на гигантского питона, который оставляет после себя в траве хорошо умятый след.

      Он вспомнил, как медленно тянулись дни ожидания. Как все остальные ворчали, когда их заставили укреплять здания пакгауза и госпиталя мешками и большими жестяными банками из-под печенья с насыпанным песком. Вспомнил, как было тоскливо.

      Потом вдруг сердце его сжалось: он вспомнил, как прискакал посыльный.

      – Смотрите, там кто-то скачет, – сказал Гаррик, первым увидевший его.

      Дизентерия его прошла, и его поставили в караул часовым сторожить брод.

      – Ну да, небось генерал забыл зубную щетку и послал за ней адъютанта, – усмехнулся напарник.

      Оба как сидели, так и остались сидеть. Сидели себе и смотрели, как по равнине к реке быстро катится темное пятнышко.

      – Резво скачет, – сказал Гаррик. – Сходи-ка лучше, позови офицера.

      – Пожалуй, – не стал спорить напарник.

      Он потопал вверх по склону к пакгаузу, а Гаррик встал и двинулся поближе к реке. Протез глубоко утопал в грязи.

      – Офицер сказал: когда этот доберется, чтобы послали его в пакгауз. – Напарник, успев быстро обернуться туда и обратно, снова оказался рядом с Гарриком.

      – Смотри-ка, странно он как-то скачет, видишь? – заметил Гаррик. – Устал, наверно.

      – А может, пьяный. Вон как его мотает в седле, будто сегодня суббота.

      – Да нет, – охнул Гаррик, – у него кровь течет, он раненый!

      Лошадь плюхнулась в воду, и всадник всем корпусом упал вперед, припав к шее животного; рубаха у него на боку потемнела от крови, покрытое пылью бледное лицо было искажено страданием.

      Как только лошадь выбралась из воды,