Когда пируют львы. И грянул гром. Уилбур Смит

Кортни и отряд конных стрелков Ледибурга.

      – Кто-кто? Я не расслышал.

      Уайт Кортни встал на стремена и повернулся к своему отряду:

      – А ну, помолчите, джентльмены! Нельзя же говорить всем сразу!

      Говор за его спиной сразу стих, и на этот раз сержант его услышал.

      – Ого! – воскликнул он. – Прошу прощения, сэр. Сейчас позову дежурного офицера.

      Явившийся дежурный офицер – аристократ и джентльмен – оглядел прибывших.

      – Полковник Кортни? – переспросил он с ноткой сомнения в голосе.

      – Здравствуйте, – приветствовал его Уайт с добродушной улыбкой. – Надеюсь, к началу потехи мы не очень опоздали.

      – Думаю, нет, – ответил офицер, и взгляд его остановился на фигуре Стефа Эразма.

      – Доброе утро, сударь, – сказал тот по-голландски и вежливо приподнял шляпу.

      Полный патронов патронташ поверх его черного сюртука выглядел несколько нелепо.

      Офицер отвел от него взгляд:

      – У вас палатки свои, полковник?

      – Да, у нас есть все, что нам нужно.

      – Сержант покажет вам место, где расположиться лагерем.

      – Благодарю вас, – ответил Уайт.

      Офицер обратился к сержанту:

      – Отправь их куда-нибудь подальше. За саперную роту, – лихорадочно зашептал он. – Упаси бог, генерал увидит этот сброд…

      Его даже передернуло – впрочем, вполне благородно и благопристойно.

      19

      Сначала Гаррик почувствовал запах. Это была та самая точка, на которой можно сосредоточить внимание и постепенно выбираться из убежища, где пряталось его сознание. Подобные возвращения к действительности всегда сопровождались для Гаррика головокружением и обостренной восприимчивостью всех чувств. Краски казались яркими, осязание, вкус и обоняние – острыми и чистыми.

      Он лежит на соломенном матрасе. Ярко светит солнце, но сам он в тени. Это веранда каменного здания госпиталя возле Роркс-Дрифт. Но что это за запах, который вернул его к реальности? Запах гниения, пота и дерьма, запах рваных кишок и запекшейся крови.

      Так может пахнуть только смерть.

      Зрение его прояснилось, и он увидел мертвые тела. Они кучей валялись вдоль стены во дворе, где их настиг перекрестный огонь из склада и из госпиталя, они валялись между зданиями, и люди из погребальных команд грузили их в фургоны. Ими были усеяны и склон у переправы, и другой берег реки; даже в воде плавали трупы. Мертвые зулусы. Они были везде; их оружие и щиты валялись рядом с ними. Их же там сотни, с изумлением подумал Гаррик. Да нет, какие там сотни – тысячи.

      Теперь он уже стал различать два разных запаха, но оба означали смерть. Вонь смердящих черных трупов с раздувшимися на жарком солнце животами и свой собственный запах, а также запах лежащих рядом людей – та же вонь страдания и гноя, но к ней примешивался тяжелый запах дезинфицирующих средств. Смерть в образе убивающего заразу – примерно так нечистая женщина