Шумит, не умолкая, память-дождь…. Давид Самойлов

фанерными бельмами.

      И мы здесь стояли постоем,

      Недолгие постояльцы.

      И мы здесь вдыхали простое

      Домашней судьбы постоянство.

      В цветении яблонь пернатых,

      В печных разноцветных разводах

      Здесь дремлет домашних пенатов

      Войной потревоженный отдых…

      Мы вышли в тот вечер из боя,

      С губами, от жажды опухшими.

      Три дня рисковали собою,

      Не спали три дня и не кушали.

      Почти равнодушные к памяти,

      Не смыв с себя крови и пороха,

      С порога мы падали замертво

      И спали без стона и шороха.

      Так спят на оттаявшей пахоте,

      Уткнувшись пробитыми лбами.

      Так спят утонувшие в заводи

      Слепцы с травяными чубами…

      Мы спим под разметанной крышею,

      Любимцы фортуны и чести,

      От дома надолго отвыкшие,

      Привыкшие к смерти и мести.

      1944 или 1945

      Дом на Седлецком шоссе

      Дом на Се́длецком шоссе.

      Стонут голуби на крыше.

      И подсолнухи цветут,

      Как улыбки у Мариши.

      Там, на Седлецком шоссе,

      Свищут оси спозаранок.

      В воскресенье – карусель

      Разодетых хуторянок.

      Свищет ось – едет гость,

      Конь, как облак, белоснежен.

      Там Мариша ждет меня,

      Ждет российского жолнежа.

      Ты не жди меня, не жди —

      Я давно под Прагой ранен.

      Это едет твой жених —

      Скуповатый хуторянин.

      Скоро в доме на шоссе

      Будут спать ложиться рано.

      Будешь петь, дитя жалеть:

      «Мое детско, спи, кохано.

      Спи, кохано, сладко спи.

      В небе звездочка кочует.

      Где-то бродит мой жолнеж?

      Где воюет? где ночует?»

      Конец 1944

      Атака

      Приказ проверить пулеметы.

      Так значит – бой! Так значит – бой!

      Довольно киснуть в обороне.

      Опять, опять крылом вороньим

      Судьба помашет над тобой!

      Все той же редкой перестрелки

      Неосторожный огонек.

      Пролает мина. Свистнут пули.

      Окликнут часовых патрули.

      И с бруствера скользнет песок.

      Кто знает лучше часовых

      Пустую ночь перед атакой,

      Когда без видимых забот

      Храпят стрелки и пулемет

      Присел сторожевой собакой.

      О, беззаботность бытия!

      О, юность горькая моя!

      О, жесткая постель из хвои.

      Мы спим. И нам не снятся сны.

      Мы спим. Осталась ночь до боя.

      И все неясности ясны.

      А ночь проходит по окопам.

      На проволоке оставит клок.

      И вот – рассвет. Приедут кухни.

      Солдатский звякнет котелок.

      И вот рассвет синеет, пухнет

      Над лесом, как кровоподтек.

      И вдруг – ракета. Пять ноль-ноль.

      Заговорили батареи.

      Фугасным адом в сорок жерл

      Взлетела пашня.