Шумит, не умолкая, память-дождь…. Давид Самойлов

будто с мерным замыслом Гомера

      Господь свое создание сличил.

      И облака российского ненастья

      Теряют вид нестираных рубах,

      И горький ветер зла и разногласья

      Приобретает старость на губах.

      И бытия растерзанная глина

      За столько лет, наверное, впервой

      В твоем саду, родная Катерина,

      Неосторожной поросла травой…

      1944

      В шесть часов вечера после войны

      Вот когда припомнились друзья!

      Вот когда пошли терзать разлуки!

      Вспомнили про души – ведь нельзя,

      Чтоб всегда натянуты, как луки.

      И куда помчится мой двойник

      Через все пределы ожиданья?

      С кем он в шесть часов после войны

      Побежит на первое свиданье?

      Он устал… Иных давно уж нет…

      Камни у разбитого Рейхстага…

      В тишину, как лекарь в лазарет,

      Ночь идет, не замедляя шага.

      Кислой медью крыши зеленя,

      Ночь идет в просветы стен без стекол.

      Медный труп зеленого коня

      Скалится, поваленный на цоколь.

      Здесь в тиши накрыт наш скромный стол.

      Шесть часов… Мы празднуем победу.

      Но никто на праздник не пришел.

      Те, кого позвал бы я к обеду,

      Где они, поэты и друзья!

      Кто убит, а кто пропал без вести.

      А который, может быть, как я

      Пьет коньяк в проклятом Бухаресте.

      Трудно в тишине дышать и жить…

      И сосед сказал, вздохнув глубоко:

      – Может, этот праздник отложить —

      Здесь ведь до Парижа недалеко…

      1945

      О солдатской любви

      Стоят у околицы женщины

      И смотрят в осеннюю стынь.

      Из Киевщины в Смоленщину,

      Из Гомельщины на Волынь

      Мятутся солдатские тысячи.

      Любовь и для них отыщется,

      Но горькая, как полынь…

      В наградах и ранах —

      Штык да сума —

      В шинелишке драной

      Он входит в дома.

      И славная баба

      Безоговорочно

      Признает хозяином

      Запах махорочный.

      «Быть может, и мой так по свету

      скитается!» —

      Подумает бедная и запечалится.

      …Озябшие птицы кричат на ветле,

      Туманы заколобродили.

      И мнится солдату: он снова в тепле,

      Он – дома, он снова на родине.

      Он снова в уютном и теплом

      Дому,

              где живет постоянство…

      А там,

               за темными стеклами, —

      Неприбранное пространство.

      А там,

      за темными стеклами, —

      Россия

                с войною,

                              с бедою;

      И трупы с слепыми глазами,

      Залитыми водою;

      И мельницы,

                         как пугала,

      Закутанные в рогожи;

      И где-то родимый угол,

      И дом почти такой же.

      И там – почти такой же —

      Солдат,

                 усталый