Женевьева спасает Париж. Книга первая. Екатерина Нигматулина

добровольно фотографируются в виде кроликов? – Почему-то этот факт занимал месье Матьяса гораздо больше, чем то, что фотографии теперь делались за секунду одним движением пальца.

      – Месье Матьяс, вы меня удивляете, – смеялась Марион. – Что же здесь такого?! Кролики ничуть не хуже панд, собачек и котов.

      Месье Матьяс только возводил к небу глаза и качал головой. Мир определенно сошел с ума.

      – Как же голуби? Как же бумажные письма и почтальоны?

      – Не беспокойтесь, месье Матьяс! Почтальоны все так же ежедневно разносят в почтовые ящики порцию счастья каждому парижанину, вне зависимости от наличия в собственности жилья, а голуби и чайки все так же собирают всю информацию, но в их почтовой функции необходимость отпала. Просто теперь вместо рукописных писем счастье пакуется в счета на оплату и различные уведомления. Не так эффективно, – Марион вздохнула. – Бюрократическая составляющая, естественно, сказывается на действенности белого порошка. Но что делать? Мир меняется слишком быстро. Главное, чтобы у вас был хотя бы маленький почтовый ящик. А век у нас, месье Матьяс, неромантичный. Вы в этом скоро убедитесь. Гильдия борется за льготы кастам из последних сил.

      Выражение «неромантичный век» понравилось месье Матьясу. Ему еще каких-то восемьдесят восемь лет назад казалось, что уже тогда век был из рук вон практичен, но, посмотрев на две тысячи тринадцатый год, он быстро поменял свое мнение. Как же он ошибался! Неромантичный век свалился на Париж в две тысячи тринадцатом году, зрел, как жирный прыщ, еще тогда, но лопнул и разлился мутным гноем только сейчас.

      – Кошмар! Марион, голубушка, можно я обойдусь без этих светящихся книг?

      – Но вы не представляете, как это удобно! Так будет гораздо легче с вами связаться, а Гильдии постоянно поддерживать с вами связь. Вы привыкнете. Все привыкают. А вашего возвращения ждали с особым нетерпением, вы знаете, как мы вас ценим. – Марион улыбнулась, а месье Матьяс поморщился. Он еле удержался от того, чтобы не назвать эти слова чистой и неприкрытой лестью. – О вас сам Гюго справлялся. Он очень ждет с вами встречи.

      Месье Матьяс глубоко вздохнул и нехотя согласился, но до сих пор вздрагивал, когда телефон начинал петь голосом гнусавой дамы что-то про отсутствие в ее жизни каких-либо сожалений. Марион почему-то сделала вывод, что она непременно поставит ему на звонок эту песню.

      Попривыкнув немного, Моррис успокоился и, понаблюдав за парижанами, понял, что они изменились не так уж сильно, как казалось сначала. Они все так же любили вкусно поесть, только делали это сейчас больше на бегу. Они все так же, хоть и странно, но изысканно одевались пусть и без шляп, зато заматывая свои тонкие шеи длинными шарфами, так же любили поспорить и повозмущаться и так же любили бесконечно долго говорить обо всем на свете, периодически устраивая забастовки. Вот только иностранцев в городе стало невыносимо