Бульвар Ностальгия. Владимир Савич

че, и изображу. Вы че, понишь, думаете, что если я– мент, так мне все

      человеческое чуждо? Нет, шалишь, братва, Макарыч и жнец, и на игре дудец!

      Ну-ка, дай сюда вашу балалайку.

      Через мгновение гитара была перестроена, и Макарыч – живое воплощение

      «гуманной власти», запел.

      Хотя какой «властью» являлся этот вечно задерганный начальством и

      общественностью опер, ненавидимый блатными и проститутками «мусор»,

      презираемый битниками и свободными художниками «ментяра».

      – Ну как? – закончив песню, скромно спросил нас старлей.

      – Да, здорово, Макарыч, – зааплодировали участковому «МакКартневцы» Тебе

      бы на шестиструнке выучиться, да «Yesterday» c «LЕT it BE» слабать.

      – Так покажите, я смышленый, – и Макарыч охотно уставился на новые,

      незнакомые ему аккорды. За разговорами, музыкой и «бухаловом», незаметно

      пробежало время. Когда обнявшаяся шинельно-мохнатая кодла с громкими

      песнопениями и безумными планами на близкое вооруженное восстание

      вынырнула из подвальных глубин, на дворе уже свирепствовала холодная ночь,

      светом далеких созвездий дарившая нам веру в скорые перемены. Но новый

      день не принес перемен, до них еще было далеко…

      Жизнь распорядилась так, что вскоре я уехал в другой район города. И теперь

      лишь изредка наведывался в свой старый дом. Я знал, что Макарыч по-

      прежнему на боевом посту вверенного ему Пролетарского района. Имел

      сведения, что Стас научил-таки его шестиструнным аккордам и потихоньку

      приобщил старлея к искусству «Великого Ливерпульца». Потом вдруг пошли

      слухи, что то ли Макарыч кого-то застрелил, то ли Макарыча…

      Цветными лепестками облетела моя юность и молодость, а на пороге

      зрелости судьба привела меня под крышу районного ОВИРА. Народу у дверей

      по утрам набивалась прорва.

      – Чё, кучерявые, в теплые хаты захотели? – обращался к отъезжающим

      молодцеватый старший лейтенант.

      – Открывай, старлей, время! – требовал народ.

      – Я те щас открою, – шипел лейтенант и тянулся к кобуре с «Макаровым»

      Эмигрантская публика покорно стихала.

      Наконец, все бумаги были в кармане, и я отправился прощаться с городом, где

      прошла моя первая половина жизни. За день обошел я все близкие мне некогда

      уголки. Пришел и к подвальной двери…

      Короткий декабрьский день затухал в свете зажегшихся фонарей. Падал

      снег, и грустно смотрел на меня старый дом. Такая заветная некогда дверь

      сегодня была широко распахнута и сиротливо смотрела на мир заржавевшим

      завалом. Те же, кто когда-то ломал её в поисках обманчивой свободы, выросли

      и, позабыв о своих мечтах, – кто спился, кто обзавелся семьей, а кто иномаркой.

      Ну, а новое поколение выбрало «Пепси». Было тихо, пахло сыростью, мышами

      и кошачьей вольницей. Долго стоял я у двери, вспоминая слова из «Yesterday.»

      «Я вчера

      Огорчений и