Портреты. Михаил Иосифович Черкасский

и не иметь» наконец-то обретает наконечник в знаменитых, «величайшего значения словах умирающего Моргана: «Все равно человек один не может ни черта». (М. Мендельсон).

      Это первое, чем снабдил Хемингуэй страждущее человечество. Второе еще значительнее: путь к долгу вымощен мужеством. Отныне, когда писатель приканчивает (или крайне редко амнистирует) своих героев, им неизменно движет «тема несгибаемого мужества, стойкости и внутренней победы в самом поражении» (И. Кашкин). Это было уже нечто новенькое: до сих пор люди знали лишь внутренние кровоизлияния. Так или иначе, появляется Хэм великий, Хемингуэй побеждающий.

      Самого себя. Вся соль в том, что эти мысли шли из головы. Не вытекали из художественной ткани произведений, не были грозовым разрядом событий, судеб, борьбы. А в сердце его тем временем домерзали лучшие, альпийские луга молодости. И на смену им приходили сытые, барские «Зеленые холмы Африки».

      «Человек один не может». И пусть автор говорит, что «потребовалось немало времени, чтобы он понял это» – это не убеждает. Это слова, не приставшие к его жизни. Потому что не нужно это было ему. Допустим, что он не один, что были напарники – тогда что? Что изменилось бы в нем, в его жизни? Удалось бы чисто убрать четверых и не получить раны в живот? Или он стал бы коммунистом? – кажется, так намекают подтекстно критики. Нет, спасательный круг, брошенный автором индивидуалисту в конце романа, не спасает. Тезис тезисом, логика образа логикой. Если бы Хемингуэю было что сказать, если бы он хотел это сделать, он бы не убил Моргана, он хотя бы намеком поступков выразил это. Но говорить было нечего. И Гарри Морган получил свою пулю.

      На следующем этапе вносятся некоторые уточнения – в «Старике и море». «Верой в человека, гордостью за его несгибаемую волю и мужество звучат слова старика «человек не для того создан, чтобы терпеть поражение. Человека можно уничтожить, но его нельзя победить» (Маянц). Еще как можно, однако на чем это показано? На ком покоится эта гордая мысль? В чем «несгибаемая воля»? Да просто в том, чтобы… не упустить рыбу. В чем терпит поражение нобелевский «Старик»? В том, что акулы обгладывают несчастного марлина. Кто уничтожает этого человека? Никто, если не считать автора и старости. Отдохнув денька два, старик снова выйдет в море. Да еще с Мальчиком.

      Его нельзя победить? А кому, собственно говоря, это надо? Каким силам? Какой рок кровно заинтересован в этом? На что, черт побери, направлена «исполинская воля» (Маянц) этого геракла? «Многозначителен тот факт, что победа старика фактически оказывается мнимой: ему достается лишь обглоданный скелет побежденной им рыбы» (Маянц). Не ему, а нам: излюбленная, насильственно привнесенная «мысль» пожрала произведение. Предположим, что старик получил бы не только скелет, но и тушу марлина. И тогда что? Он бы продал ее по 30 центов за килограмм и обеспечил себя на зиму. Ну, а еще-то что?

      «В „Опытах“ Монтеня пересказывается