Ома Дзидай. Ян Сергеевич Гофман

Ты куноити. Лучшая из лучших, раз напрямую сёгуну служишь, – Речь его под конец напомнила рокот молнии.

      – Тоже мне! – фыркнула я.

      Негодование подавил шепот. В мой невольничий путь тыкали все, кому не лень.

      Отец уличил неприязнь, но притворился, что ничего не слышал. Он продолжил говорить о своем. А я погрузилась в раздумья.

      Закатное солнце бросало на город цунами живительного света. Дома залило медью. Верхушки деревьев обуял губительный пожар. Река Тикума⁴⁸, которая змеилась вдоль Фурано, стекала с гор потоком серебра.

      Люди сновали туда-сюда, как стаи рыб в море. Они напоминали скопище разноцветных пятен, как если бы радуга упала на землю и расплескалась тысячами брызг.

      Остывающий воздух разносил благоухание весенних цветов. Оно таяло в пошлом многообразии запахов пищи и пыли, разносимой красным ветром.

      Скоро город накроет звездное Наднебесье⁴⁹.

      – Мидори.

      Голос даймё прозвучал туго и ровно, напоминая бамбуковый ствол. Услышав его, я сразу оробела и взглянула на хозяина замка.

      Урагами Хидео был как никто другой чуток. Он разглядел тень задумчивости на моем лице. И дал побыть наедине с собой, не сердясь, что его перестали слушать.

      – Да, отец?

      Смущает звать его так. Особенно теперь.

      Когда я была маленькая, мы виделись редко. Он пропадал в разъездах. Я сидела с нянечками, его женой и другими домочадцами. А потом покинула замок.

      Тогда о каких кровных узах шла речь?

      – Ты правда рада быть здесь?

      Он робко улыбнулся.

      Отец подошел со спины и приобнял за плечи. В глазах витала обеспокоенность. Даймё медленно вел к чему-то важному, а озвучить не решался.

      Его настрой я разделяла. Пока.

      – И да, и нет. – Мысли путались. Но молчать не стала. – Есть вещи, которые хочется сказать и спросить. Не знаю, с чего начать…

      – Не торопись. Давай по порядку, – подбадривал хозяин замка. – Я весь внимание.

      Он поглаживал предплечья. Ощущения приятными не назовешь – все равно, что по юкате⁵⁰ ползали цикады. Тело закололи мурашки. Хоть руки убрал после.

      – Стоит начать с горькой правды. – Голос задрожал.

      Я отвела глаза прочь. Горло точно сдавила чья-то рука. Все дальнейшие слова срывались с губ отрывисто, нехотя.

      – Похоже, я никогда не найду в себе сил простить тебя.

      – О чем ты, дочь моя?

      Он все понял. Просто вытягивал из меня правду понемножку.

      Я повернулась к нему.

      – Ты превратил мою жизнь в страшный сон наяву. Само рождение мое незаконно. Одна большая ошибка. Твоя сделка с совестью!

      Любой отец одарил бы сварливую дочь размашистой пощечиной. Но не этот даймё. Урагами Хидео хранил самообладание даже тогда, когда остальные сорвутся.

      – Кажется, я разучился выказывать привязанность к семье, чтоб было видно. Вот, в чем моя вина, – размеренно произнес он.

      Повеяло холодом, выбив из шеи стон.

      – Я не попрошу прощения: так раны не залечишь. Ненавидь меня,

48

Тикума – верхнее течение реки Синано (Япония).

49

В Мэйнане Наднебесьем называют космос.

50

Юката – летнее повседневное кимоно без подкладки.