Сон-да-ветер. Дилогия. Александра Глазкина

рассказать отцу о том, что видела? Словно подслушав мои мысли, жрица добавляет:

      – Тебе еще многому предстоит научиться, но запомни: пока душа твоя наполнена смятением, истинным видениям не пробиться сквозь них к разуму твоему. Сомния снизошла до откровения с тобой, Нира, и я не могу это не признать, но до полноправного служения тебе еще далеко. Молчи и молись!

      Азе помогает ей облачиться в серебристый плащ и, окруженная служительницами, она уходит на площадь. Там караванщики прощаются с близкими и, под бдительным взором вождя, грузят принесенные их хранилища тяжелые тюки с самым отборным жемчугом. Я остаюсь в одиночестве, вновь и вновь обхожу залу по кругу, но факелы чадят и гаснут под внезапно резкими порывами ветра. Я пытаюсь молиться, но тревога моя слишком велика. Может, я ступила на неверный путь и мне не место здесь? Но я не осмелюсь ослушаться и покинуть службу. Погружаю пальцы в чаши с жемчугом, но его привычная зернистая прохлада не приносит успокоения. Охваченная предчувствием, я выбегаю на ступени и вижу, нет, догадываюсь о том, что в тени деревьев кто-то скрывается. Человек долго стоит, не решаясь обратиться, но, наконец, делает шаг вперед, и я, нарушив границу, слетаю со ступенек в привычные теплые объятия.

      – Отец!

      – Я не мог уехать, не попрощавшись, – тихо говорит он, оглядываясь. – Мне нужно вернуться быстро, чтобы не заметили моего отсутствия. Почему ты не пришла?

      Захлебываясь слезами, я рассказываю ему о знамении и о том, что жрица запретила мне о нем рассказывать. Его лицо мрачнеет:

      – Что ж, я верю тебе, но не в нашей власти осуждать решение жрицы. Она давно служит Сомнии и до этого дня всегда указывала самые благоприятные дни для похода. Да, случалось всякое, но никогда еще караван не пропадал полностью.

      – Но я видела!

      – Нира, – отец отстраняет меня и долго вглядывается в мое заплаканное лицо. – Возможно, ты переволновалась, ведь тебе впервые пришлось видеть знамение, от которого зависит моя судьба.

      – Прошу тебя, перенеси на другой день! Можно ведь сослаться на болезнь лошадей или… или нехватку снаряжения…

      Он качает головой:

      – Нет, я не буду лгать. У нас лишь одна судьба, и она уже решена.

      – Но почему ты так смиренно соглашаешься? Ты, который всегда учил меня поступать здраво, не следовать традициям слепо, а решать, подчиняясь разуму!

      Его лицо мрачнеет. Я вижу, что его раздирают сомнения, и он почти готов уступить мне, признать мою правоту, но все же отец произносит:

      – Мне не простят задержки, Нира. Мне верят люди, я не могу их подвести.

      – Даже если ты поведешь их на верную смерть?

      – Никто в это не поверит.

      – Значит, страх потерять уважение чужих для тебя важнее, чем моя просьба?!

      – Нира!

      Я отталкиваю его:

      – Хорошо, уезжай!

      – Нира, перестань, ты разрываешь мне сердце! Хорошо, я не хотел говорить