Сон-да-ветер. Дилогия. Александра Глазкина

резиденции. Он может посещать любой уголок этого мира при условии – не вмешиваться в дела людей. Все лучше, чем бродить по выученным наизусть тропинкам, изнывая от безделья. Мне даже за выживание бороться не надо: хищники обходят меня стороной, плоды сами падают в руки, дом, хоть и неказист, но прочен, от непогоды защитит. Ах, да, вспоминаю я снова, непогоды не будет, пока я не постараюсь.

      Но проходит еще много долгих дней, прежде чем я чувствую, что дошел до предела. Неважно, что происходит на самом деле, но я должен попробовать. Разобьюсь – и пусть. Все лучше, чем потихоньку сходить с ума от одиночества и странностей этого мира, где по острову летают ожившие чужие сны, а мой единственный собеседник – ветер.

      Но, как бы ни нуждался в поддержке, я настаиваю, чтобы Бриз ушел. И знаю уже, что он подглядывать не станет, хотя бы потому, что вокруг воцаряется абсолютное безмолвие, ни одного дуновения. Отсюда, с высоты, я вижу, как качаются верхушки пальм на пляже, значит, Бриз сейчас на своем законном месте. Со стороны, наверное, я выгляжу комично, потому что разбегаюсь раз двадцать, но каждый раз торможу в нескольких шагах от края. И именно это несоответствие между внутренним самоопределением и наложенными на меня обязанностями так злит, что я разбегаюсь и, наконец, пры…

      Только теперь я начинаю понимать, почему Бог-Творец, если он и впрямь был, наделил Смотрителей двойственной натурой. Пока я в потоке, пока я привыкаю к своей новой стихии, пока пробую силу крыльев, ну или того, что у меня вместо них, нет человека счастливее. Хотя человеком меня в этот момент не назовешь! Собственно, у меня вообще нет слов, чтобы передать то, что со мной происходит, когда я вновь и вновь, теперь уже без страха, прыгаю с башни. По-другому, без прыжков, перевоплощаться у меня не получается, хоть и Бриз и уверяет, что со временем я научусь управлять своей сущностью.

      Когда же я вновь становлюсь самим собой, я чувствую… опустошенность. Мне не хватает той легкости, наполненности, которую я испытываю во время полета. Но в том-то и сложность, что управлять стихией, когда до этого дойдет дело, я должен именно в теле смертного. Иначе я могу просто смести с лица планеты все живое, поддавшись соблазну вечного движения. А я должен помнить о тех несчастных, которые по ту сторону океана молят меня о попутном ветре, отправляясь в плавание. О тех, кто, задабривая меня, приносит жертвы.

      Бриз прав, выдавая мне знания порционно. Едва я успеваю привыкнуть к одному, он осчастливливает меня новой информацией. Вот и сейчас, о жертвах.

      – Нареченную? – переспрашиваю я. – Жену, что ли?

      – Это уже будет зависеть от тебя, – отвечает Бриз.

      – Так, рассказывай нормально. Чего я еще не знаю.

      – До появления Смотрителей люди часто становились жертвами стихий изначальных. Тонули. Сгорали. Гибли под лавинами. Сейчас ни одному из них не грозит такая участь, потому что Смотрители контролируют стихии. Но за это