Сон-да-ветер. Дилогия. Александра Глазкина

и я тоже спешу протянуть ладонь, чтобы ее успокоить.

      – Слушай, все нормально! Это неважно! Но… разве по вашим законам жрицы участвуют в жеребьевке?

      – По нашим? Разве не вы, великие Смотрители устанавливаете правила, по которым нам должно жить?

      Так, похоже, наш узкий круг избранных ей чем-то крепко насолил, уж больно много ненависти в голосе. Пока сдерживаемой, но мои опасения насчет обманчивой внешности, похоже, вот-вот подтвердятся. Я делаю несколько шагов навстречу, и вот она уже рядом. Рина едва доставала мне до плеча, эта смотрит прямо в глаза. А, она же на ступеньку выше стоит, но все равно, довольно высокая для женщин этого мира. А худенькая какая!

      Мы встречаемся взглядами, но она не отводит глаз. Что она видит там, во мне: вихри, затягивающие туда, откуда нет возврата. Мне не узнать. А что вижу я? Красоту. Сияние, которое сейчас приглушено, но оно есть, и когда будут сброшены узы страхов и сомнений, оно вспыхнет ярко, и девушка расцветет. На бледных ее щеках под моим жадным взглядом проступает жаркий румянец. И этот жар захлестывает нас обоих, пробуждая влечение, которое так сложно унять. И тогда я делаю то, чего меньше всего собирался – я беру ее за руку и тяну за собой, вниз.

      – Так, успокойся, и расскажи мне все по порядку!

      Мы устраиваемся на ступенях, вполоборота друг к другу. Она вновь непростительно близко, и я не только вижу солнечные искорки, которые закатное солнце зажигает в рыжеватых прядях ее волос, но и чувствую ее нежный свежий аромат. Манящий аромат, чего уж, уводящий мысли в сторону от серьезного разговора. Ох, Мико, Мико, все искушения мира воплотились сейчас в той, что сидит рядом.

      А Нира тем временем осторожно вытягивает из моей руки свою узкую ладошку и говорит:

      – По порядку? Я не знаю, с чего начать. Да, те, кто служат Сомнии, освобождены от великой чести стать нареченной Смотрителя. Но мне было дано испытание, и я не выдержала его. И тогда…

      И тут она начинает плакать. Нет, не просто плакать, а рыдать взахлеб, с раскачиваниями из стороны в сторону и подвывами. Это настолько неожиданно, что я теряюсь. Просто смотрю на эту истерику, чувствуя себя полным идиотом. Что в такой ситуации делает нормальный мужчина? Он обнимает свою избранницу и утешает ее. Что делаю я? Малодушно отступаю на безопасное расстояние и, обернувшись, сбегаю в башню, оставив девушку одну. Так заканчивается наш первый совместный день на острове…

      НИРА

      Когда всю жизнь живешь в рамках ритуалов, запретов и ограничений, сложно принять полную свободу. Впрочем, запреты есть и здесь – не входить без приглашения на его половину дома и не приближаться к скалам, где острой иглой уходит в поднебесье белая башня. В остальном я предоставлена сама себе, и меня это угнетает. Одиночество – непривычное для меня состояние. Дома всегда были родители, соседи, Ивея и Габи, жители поселения, позже – служительницы и стражники. Вся жизнь строилась на мерном, как приливы и отливы, ритме: домашние дела, праздники, обряды в храме.