Собирай и властвуй (3т, или хроники Разделённого мира, Том 1). Андрей Анатольевич Андреев

ритуальной кисточкой Рута нанесла Айрис на лоб знак Игнифера – круг с точкой в центре; Айрис нанесла руте знак Акахада – овал, но вокруг рта, и точка на губе. Знак Страфедона был у Бригитты на правой щеке – квадрат с точкой, у Сабрины знак Хакраша, и на левой – пятиконечная звезда с точкой в центре.

      – Не скуёт её холод, не сожжет пламя… – расставив лампадки, затеплив, Айрис повела песнь.

      – О душе поём, о душе!.. – подхватили Бригитта, Сабрина и Рута.

      Тело Ламанды омыли, нанесли необходимые знаки, а когда краска подсохла, завернули в саван. И всё это, конечно, продолжая ритуальную песнь.

      – Игнифер!.. Акахад!.. Хакраш!.. Страфедон!.. – закончила её Айрис, выкрикнув имена богов пантеона.

      «Такая уверенная, – думала Рута, – такая взрослая. Стану ли когда-нибудь, как она, или же, как была мягким льдом для лепки, так навсегда им и останусь?..»

      [3]

      Облокотясь на перила балкончика, Рута смотрит в ночной лес; свет Салмы окрашивает листву в серебро, играет на обнажённой коже. Черту она переступила, пути назад больше нет, потому что человек за спиной не Тарнум. Так ужасно, но так пьянит. Тем, что привела в их сокровенное с Тарнумом место другого, Рута разрушила прежний мир, уничтожила. Зачем она так, почему? Просто не хватило тепла – чуточку, самую чуточку. Думала, их дом из дерева, а он оказался ледяным. Почему в мире так много холода, так мало тепла?

      Мужчина протягивает по-хозяйски руку, касается. Его зовут Барагуз, имя Руте нравится, как и он сам. Медленно ведёт пальцем по линии позвоночника, она закрывает глаза, выгибается. Барагуз прижимается, потешно рычит, мягкие его волосы щекочут спину. Разве могут быть у арестанта такие волосы? Нет, конечно же, нет. Резким рывком он её разворачивает, упирает в перила, входит, подхватив под колено. Рута делает судорожный вдох, обнимает за шею. Закинув её ногу себе на плечо, Барагуз погружается до предела, взрыкивает, словно медведь. Движения всё быстрее, всё яростнее – листва это осыпается, или звёзды? Как же сейчас Руте хочется, чтобы внизу, у выпирающих корней дуба, появился Тарнум, и чтобы в руках коломёт, и чтобы обоих насквозь одним выстрелом. Но, нет, не появится, ибо на лесопильне, на треклятой своей лесопильне, и всю ночь там будет – установка какого-то нового блока. Что же, у неё тоже установка блока, можете так это называть, и сейчас он пронзает насквозь. Выходит изо рта острием сладострастного крика, убивает на миг, чтобы возродить вновь.

      В год 821-й от Разделения, в день зимнего пика, ледяной трон Северной Ленты занял Манул Третий, волей пантеона Пламени, семнадцатый хладовлад. По традиции, в этот знаменательный день была объявлена амнистия. Коснулась она, разумеется, и ледозаготовительного острога, что находился к северу от Лучистого. Из прощёных арестантов в посёлке остался только один, другие предпочли уплыть по Горячей дальше. Поселился Барагуз на окраине Заливного, в заброшенном доме, который подновил, привёл в должный вид.

      – А парень-то с руками, – говорили починковские мужики, – и, кажется, с головой…

      – Во-во, себе на уме! – подхватывали в Лучистом. – Арестант