Собирай и властвуй (3т, или хроники Разделённого мира, Том 1). Андрей Анатольевич Андреев

с киянкой. Алхимики бьют совместным заклинанием – огненной сферой, исторгающей ледяные стрелы, сбивают тварь с баржи.

      – Он вернётся, – говорит Кунг, – ибо вкусил крови. Нужно восстановить стержни, иначе погибнем.

      – Я пуст, – отзывается Дурной Глаз, утирая тыльной стороной ладони кровь из-под носа.

      – У меня сил достанет, но лишь на один, – Кунг смотрит на огонёк в навершии посоха.

      – Есть два латентных среди пассажиров, помнишь?

      – А это выход… – Кунг оглаживает бороду. – Свою же силу сохраню для боевого заклинания.

      Наверх их выводит Натала: Барагуз озирается, как загнанный зверь, Рута идёт к своему стержню спокойно. Алхимики берут крупицы заключённой в них силы, разжигают пламя охранных чар.

      – Что бы ни случилось, не сходите с места, – предупреждает Кунг, – вы теперь и есть стержни.

      Амфисбен появляется с того угла, где Барагуз, поднимается над баржей, клацает зубами. Кунг рядом, делает над навершием посоха пассы, приговаривает:

      – Сейчас, я сейчас…

      Однако, Барагуз не выдерживает – срывается с места, бежит.

      – Стой! – Натала пытается его удержать, но отброшена, откинута сильным толчком.

      Один из големов разворачивается, стреляет, кол меняет в полёте направление, догоняет человека, пробивает насквозь. Барагуза бросает на борт, какое-то время он за него держится, затем переваливается.

      Рута тоже пробита колом, колом боли. Сама не понимает как, но держит два стержня сразу, а они пьют её, пьют.

      – Ты должна выстоять, – голос Дурного Глаза над самым ухом, – должна…

      Кунг тем временем заканчивает заклинание, бросает огненный шар. Амфисбен выдерживает и его, но панцирь защитных чар наконец-то лопнул. Первый же посланный Наталой кол пронзает гадину насквозь, вылетает с другой стороны.

      – Так тебе, сучий потрох! – ликует женщина, – и ещё получай!

      Руте уже не больно, только холодно, закрывает глаза. И просыпается. Суёт руку под подушку, достаёт четырёхгранный кристалл – тот угольно-чёрный, уменьшился вдвое.

      [3]

      На площади Правосудия не протолкнуться – очередная казнь. Руту Розамунда сюда привела, жужжит на ухо:

      – Ох, и лютый новый хладовлад, ох, и лютый! Остроги, говорят, теперь и в мерзлоте будут, и у Хребта даже, представляешь?

      Под крики и улюлюканье на эшафот выводят трёх арестантов, смотреть на них страшно: заросшие, грязные, с пустыми глазами.

      – Слушайте, слушайте! – звонкий голос глашатая. – Банда Лукана, пираты ничтожные, пантеону противные, да казнены будут! Вероломные барж расхитители, тридцати трёх починков погубители, убийцы и кровопийцы…

      Толпа ярится, но умолкает, стоит на эшафот подняться палачу. На голове у того острый колпак, в руке кистень с шипастым ледяным шаром. Свита, послушная его приказу, приковывает преступников к столбам, те безучастны, будто уже мертвы.

      – Ставлю, что первым среднего приколошматит! – выкрикивает долговязый парень, едва не заехав локтем Руте в нос.

      – Нет,