Лучше журавль. Мария Фариса

дуба.

      Вкус пепла

      Обычной дорогой иди необычно.

      Японская пословица

      Луна растянула на улице две тени цвета спелого авокадо. Селесте отошла от окна, пригладила волосы, завязала на спине концы шали.

      Скрипнула дверь. Грузное тело упало на пол.

      – Принимай, хозяйка. Доставил.

      – Спасибо, Эстефанио, спасибо. Благослови тебя Господь. Вот, возьми пирожков в дорогу.

      Селесте протянула мужчине узелок, горячий и тяжёлый. Задвинула засовы, сняла с мужа мятую шляпу, стряхнула с неё сено. Расстегнула рубашку со следами от чужих ладоней. Леонардо приоткрыл глаз и засунул пальцы жене под блузку. Промычал:

      – Ну а что мы? Пойдём, что ли…

      – Сегодня нельзя.

      Селесте стянула с мужниных ног сапоги из страусиной кожи. Леонардо схватил жену, притянул к себе.

      – Всё нельзя да нельзя. Может, хватит уже считать дни? Два года женаты…

      – Отпусти!

      Селесте начала задыхаться.

      – Отпусти же. Сейчас не до этого. Скоро Пасхальная неделя…

      Она с трудом подняла мужа и повела его в спальню.

      Ветер спускался с горы Альбан, с земли сапотеков, щипал фасоль, качал кукурузу. Скрёб стекла когтями, выл в щель под дверью. Селесте лежала на кровати, словно на жертвенном камне. Рядом спал Леонардо в рубашке с запахом лошадиного пота. «Чего ждёшь? – ствол старого можжевельника скрипел голосами предков. – Птицы несут яйца. Семена дают новые стебли. Всё, что живёт на этой планете, должно плодиться». Селесте зажала уши краями подушки.

      Рассветные хлопоты прогнали ночные страхи. У хорошей хозяйки дел, как у утки перьев. Селесте долго решала, какую из свинок заколоть к Пасхе. Купила перцев, лука, белой фасоли, вместе с орехами перемолола всё в пасту. Заказала у торговцев мескаля с запасом, чтобы стол не оказался голым. Перегладила костюм Леонардо. Когда муж вернулся с лошадиного рынка, обед стоял готовый.

      – Суп и рыба с твоим любимым зелёным моле.

      Леонардо звенел ложкой о миску и рассказывал:

      – …Хозяин отправил купить кобылу. Понравились мне две сивых. Спрашиваю, сколько лет. Отвечают: по четыре года. Открываю лошадкам рты, а у них все зацепы и окрайки стёрты. Говорю: так им лет по десять!

      Селесте слушала его и набивала хворостом печку.

      – Иди сюда, – произнёс Леонардо, когда опустела тарелка.

      Женщина знала: когда у него такой густой голос, он хочет ласки.

      – Мне сейчас некогда.

      – В этом месяце ни разу, Селесте!

      Леонардо швырнул в угол тарелку, вышел из дома. Разговаривая сам с собой, завалился в гамак на террасе.

      Холод защекотал Селесте затылок. Женщина села на колени перед алтарём Пресвятой Чикинкирской.

      – Как сказать ему? Научи, как сказать ему правду?

      Она поплакала перед иконой, перекрестилась и вытерла щёки фартуком с запахом лука.

      Утром снова казалось, что все в порядке. Селесте сварила кофе и распахнула запотевшие окна. Бросила на сковороду горсть