Точильщик. Эжен Шаветт

найти его след, – произнес Монтескье, угадавший мысли Кожоля.

      «Он прав, – подумал Пьер, – как бы я его теперь мог найти иначе!»

      – Как вы считаете, кто мог его подобрать? – спросил аббат.

      – Не знаю. Вначале я думал, что это был приказчик. Но потом я понял, что незнакомый спаситель положил его на крыльцо, а хозяйка этого магазинчика приказала приказчику заняться им.

      – И вы уверены, что шевалье действительно в этом доме?

      – Убежден. Но они боятся признаваться в этом.

      – Слушайте, граф… Сейчас вы дойдете до бульвара и подождете меня там. Я осмотрю пока дом и решу, что нам делать дальше.

      Кожоль направился к бульвару. Дойдя до него, он обернулся.

      Улица Монблан была перед ним как на ладони. Он увидел аббата, все еще читающего объявления. Затем тот двинулся к нему тем же мелким старческим шагом.

      Поравнявшись с домом под номером двадцать, аббат, не замедляя шага, поднял глаза и увидел вывеску. Она состояла из трех слов: «Косметический магазин Сюрко». Аббат заметно вздрогнул и ускорил шаг навстречу Кожолю.

      – Господин Кожоль, считаете ли вы, что обязаны мне повиноваться? – спросил он.

      – Безусловно!

      – Тогда я требую, чтобы ваш друг оставался в этом доме, а вы без моего разрешения не пытались добраться до него.

      Кожоль сделал нетерпеливое движение.

      – Я вам приказываю, сударь, в интересах дела, которому мы оба служим. Во имя короля, – добавил аббат.

      Молодой человек молча поклонился и двинулся в путь. Аббат бросил еще один взгляд на дом Сюрко и весело прошептал:

      – Еще никому не удавалось избежать своей судьбы. Там или здесь, но Бералеку на роду написано быть соблазнителем ради торжества королевского дела!

      Глава 9

      Если даже осужденный на смерть имеет возможность проклинать своих палачей, то и подчиненный, естественно, имеет возможность возмущаться распоряжениями начальства.

      Граф Кожоль, возвращаясь в отель, яростно ругал Монтескье.

      – Черт побери! Какая польза может быть для нашего дела от того, что Ивон будет сидеть в этой пудренице? Ладно бы только это. Так еще я не могу его видеть! Приказ, видите ли! С каким бы удовольствием я сейчас намял кому-нибудь бока!

      В эту минуту над его ухом раздался рев:

      – Да здравствует Директория!

      Это был почтенный Жаваль, который, завидев издали своего жильца, таким образом свидетельствовал ему свое почтение.

      При этом оглушительном реве разъяренный Кожоль обернулся.

      Трактирщик, приготовивший улыбку, позеленел и затрясся.

      – Ладно, Страус, у меня волчий аппетит. С самого утра я еще ничего не ел. Поворачивайся поживее, а то у меня кошки скребут в животе!

      – Вы сядете за стол, не повидавшись с господином, который уже час ожидает вас? – спросил Жаваль.

      – Что? Меня ждут?

      – Да. Гость правильно назвал вас – шевалье Бералек.

      Кожоль вспомнил, что для трактирщика он был Бералеком.

      «Ну и дела, однако, это становится забавным, – подумал Пьер. – По крайней мере, я убью время, пока аббат разрешит мне увидеться