Точильщик. Эжен Шаветт

су за ставку.

      Сюрко, подогретый старым вином, возбужденный зрелищем на Гревской площади и сознанием своего богатства, хохотал и даже стал напевать некогда любимые песенки.

      Брикет, явно заинтересованный, попытался выяснить, в чем причина такого возбуждения.

      – Может, отменим партию? – предложил Брикет.

      – Никогда! – вскричал Сюрко, только что выигравший двенадцать су.

      Брикет скорчил жалкую гримасу. Сюрко рассмеялся:

      – Не горюй, сейчас я развеселю тебя! У меня в погребе есть прекрасное вино, которое я берегу для хороших друзей!

      – Отлично! – повеселел галунщик.

      – Лебик! Возьми в погребе кувшин с мальвазией и принеси нам пару стаканов!

      – Хорошо! – проревел Лебик.

      – Сейчас мы угостимся настоящим нектаром, – обратился хозяин к гостю.

      – Тем лучше, – облизнулся Брикет.

      Они подождали несколько минут.

      – Пока твой Лебик повернется… – рассмеялся галунщик.

      – Это животное настолько глупо, что он мог налить стаканы и не догадаться принести их нам.

      Брикет остановил его, видя, что тот намеревается опять звать Лебика.

      – Оставь его, а то он еще чего-нибудь выкинет. Пожалуй, я сам схожу за стаканами, это будет скорее!

      – Коли есть охота…

      Оба стакана, как и предсказывал Сюрко, стояли на подоконнике, а Лебик уплетал баранью лопатку.

      – Вон мальвазия в стаканах, – промычал он.

      – Что ж ты не принес на стол?

      – Хозяин этого не приказывал.

      Брикет взял поднос и вернулся к столу.

      – Ну как, соседушка? – спрашивал парфюмер при каждом глотке. – Не правда ли, отличное вино?

      – Не мешало бы повторить, чтобы распробовать получше, – схитрил галунщик.

      Ответить Сюрко не успел. Глаза его странно замигали, рот открылся, как будто он хотел что-то сказать, и он скатился со стула, ударившись об пол.

      – Э, соседушка, да ты совсем пьян! – воскликнул Брикет, наклоняясь, чтобы поднять своего собутыльника.

      Он попытался повернуть его, но тут же понял, что с ним что-то не так.

      «Похоже, что с ним удар», – подумал он.

      На его крик вбежала Лоретта. И тут же разослала всех, кто был под рукой, за врачами.

      Явились два врача и, расспросив об обстоятельствах, предшествовавших этому случаю, пришли к выводу, что чрезмерное возбуждение и слишком плотный ужин были причиной апоплексического удара. Они же констатировали смерть.

      Единственная радостная минута в жизни принесла этому угрюмому человеку смерть.

      Лоретта, сомневаясь в приговоре докторов, приказала не хоронить его сразу же. Но по прошествии трех дней сомневаться уже не приходилось.

      Когда покойного Сюрко заколотили в гроб, обшитый трехцветной саржей, Лоретте ничего не оставалось, как распорядиться о доставке его прямо на кладбище, так как церковные обряды были запрещены.

      Кладбище Кламар было расположено довольно далеко, и, когда носильщики доходили до улицы Лусталот, они изнемогали от усталости