Постъядер. Василий Дмитриевич Гавриленко

а Джунгли.

      Я заткнулся: ее не переспоришь.

      Яма получилась неглубокой.

      Игрок таращился из нее остекленевшими глазами. Я поспешил забросать землей его голову, а затем – лопата за лопатой – все остальное.

      Джунгли шумели. Еще бы – ведь они никогда не видали ничего подобного…

      Утирая пот со лба, я подошел к Марине.

      – Что ты делаешь?

      Она возилась с короткой бечевкой и двумя неравными палками. Не ответила, быстро сделала узел, стянула зубами – получился крест. Подойдя к могиле, Марина воткнула его в землю.

      – Так делали бывшие.

      – Ясно.

      Вскинув на спину рюкзак, повесив на плечо автомат, я приготовился продолжать путь.

      Марина стояла у могилы.

      – Ну, чего ты?

      Она едва заметно вздрогнула и, дотронувшись до креста, сказала:

      – Спи спокойно, человек.

      Джунгли снова зашумели, заколыхались.

      Мы вышли из лесу, вскарабкались на насыпь. Глядя, как передо мной стелется железная дорога, я подумал: если умру, – мне хотелось бы, чтобы с моим телом кто-то поступил так же, как мы с мертвым игроком.

      Насыпь понемногу истончилась, и скоро рельсы побежали по земле, лишь слегка присыпанной гравием.

      – Сегодня ночью ты разговаривал во сне, – сказала Марина, тяжело дыша от ходьбы, – Звал какую-то Анюту. Кто это?

      – Анюта? Никто.

      Мне стало не по себе. Надо же, и не догадывался, что разговариваю во сне.

      – Она – игрок?

      Где-то в высоте запел ветер.

      – Чего молчишь, Андрей?

      – Анюта – это всполох, – признался я.

      – А, понятно, – протянула девушка и замолчала. Я не ожидал, что она так легко отстанет – почему-то стало досадно.

      Когда за поворотом железной дороги перед нами возник занесенный снегом город, уютно разлегшийся на дне широкой долины, дыхание у меня перехватило.

      – Калуга, – сказала Марина, вытирая рукавом вспотевшее лицо.

      Отсюда, с возвышенности, город казался пирогом, разрезанным на две части широкой рекой. Виднелись припорошенные снегом развалины домов, большие ямы с зеленой водой, поставленные на дыбы машины.

      – Пошли, – бросила Марина, поправляя на плече лямку автомата.– Может, к ночи дойдем.

      Она двинулась вперед, стуча подметками по шпалам. Я остался на месте: город внушил мне, нет, не страх, а некоторую нерешительность. Чем-то грозным веяло из долины.

      – Ты идешь?

      Я догнал девушку.

      – Слушай, может, нам не стоит туда соваться?

      – Почему? Ночлега нам не найти, а спать на дереве ну совсем неохота.

      Марина улыбнулась, сверкнув мокрыми зубами.

      Глядя на нее, я решился: Калуга так Калуга.

      Мы вошли в город, когда сумерки вонзили в воздух морозную хрусткость. На улицах ни души. Пустые глазницы окон.

      – Красивый, наверное, был город, – сказала Марина. – Посмотри, какое интересное здание.

      Я взглянул на каменных