Постъядер. Василий Дмитриевич Гавриленко

смертельные мечты!

      Как ясен горизонт! И лучезарность близко.

      Но страшно мне: изменишь облик ты.1

      – Что это? – проговорил я.

      – Бывшие называли это «поэзия», – ответила Марина и начала укладываться спать.

      Игрок зашевелился. Я поднялся, подошел к нему:

      – Оклемался?

      Стало не по себе: по испещренному шрамами лицу одна за другой скатывались слезы. Я никогда не видел в Джунглях, как кто-то плачет.

      Игрок произнес довольно отчетливо:

      – Вспомнил.

      И вскрикнул – тело его выгнулось дугой, задрожало. Бедняга вытянулся на полу во весь рост и затих.

      Я повернулся к Марине. Боль, бьющая из зеленых глаз, ожгла меня.

      – Мы похороним его, – сказала она.

      – Как это?

      – Закопаем в землю. Так поступали бывшие.

      – Как скажешь, – я зевнул.

      4. Female

      Электричка отползла от платформы, перестукивая колесами. Заспанный голос объявил следующую остановку.

      Людей в вагоне мало – пока что крупных станций не попадалось. Несмотря на рань, много окон было открыто. В них врывался аромат сирени.

      Андрей сел на изрезанное ножом коричневое сиденье и стал смотреть в окно. Мелькали дачи. Кое – где виднелись дачники, поднявшиеся ни свет ни заря.

      Грохоча, электричка пробежала мост, под которым синела река. Над водой клубился туман.

      Андрей подумал о Гале. Почему она преследуют его, не дает покоя даже в электричке? Он тряхнул головой, пытаясь избавиться от образа печальной женщины, безропотно переносящей издевательства матери Андрея, женщины, которая любит его, но которую не любит он сам. Образ не исчезал, а наоборот, расширялся, заполняя собой окружающее пространство; совесть мучила Андрея.

      В вагон вошла пожилая пара – мужчина и женщина. На груди у мужчины – гармонь.

      – Уважаемые пассажиры, – обратился гармонист к пустоте. – Позвольте в дорожку исполнить хорошую песню.

      Он заиграл. Женщина запела что-то о любви, которая наступает внезапно и никогда не проходит.

      И так дружно и ладно у них получилось, что Андрею захотелось подпевать. Вот у кого, должно быть, в жизни гармония, ни ссор, ни обид, – у этих вагонных певцов. Он достал из кармана кошелек и, когда певцы проходили мимо, протянул десятку.

      – Благодарствую, – пропыхтел гармонист, принимая бумажку красноватой рукой.

      Так как вагон был последний, пара присела передохнуть как раз за спиной Андрея.

      – Что там считать – поезд пустой, – сразу послышался голос мужика.

      – Доставай, я тебе говорю.

      – Пошла ты.

      – Ах ты паразит, алкаш.

      – Заткись!

      Последнюю фразу гармонист сказал с такой злобой, что женщина умолкла.

      Андрею стало грустно, а вместе с тем он испытал нечто похожее на удовлетворение: у всех, – у всех в этом, мать его, мире, – есть червоточина.

      Электричка добралась до большой станции. Вагон заполнился работягами, дачниками, студентами, стало тесно, весело и шумно.

1

Александр Блок