Вопрос и ответ. Патрик Несс

слышит мой.

      Тодд Хьюитт? – думает он.

      Чувствую: его лицо расползается в улыбке.

      Я тут нашел одну вещицу, Тодд, громко думает он, поднимая голову к башне. Твою вещицу.

      Я ничего не говорю. И ни о чем не думаю.

      Молча смотрю, как он тянется за спину, достает что-то и протягивает вверх.

      Даже отсюда, даже при свете лун, я понимаю, что это.

      Дневник моей ма.

      У Дейви Прентисса дневник моей ма.

      2

      Нога на шее

[Тодд]

      Н аступило следующее утро, и у подножия колокольной башни быстро и шумно возвели дощатую сцену с микрофоном. Постепенно к ней подтягиваются мужчины Нью-Прентисстауна.

      – Что происходит? – спрашиваю я, выглядывая наружу. – А ты как думаешь? – говорит мэр Леджер, сидя в своем темном углу и растирая виски. Его раскаленный металлический Шум визжит, точно бензопила. – Будут знакомиться с новым вожаком.

      Мужчины почти ничего не говорят, лица у них бледные и мрачные, но мыслей, конечно, не угадаешь – без Шума-то! Впрочем, выглядят они опрятнее, чем жители моего родного города: волосы подстрижены, подбородки гладко выбриты, да и одежда получше. Многие из них круглы и румяны, как мэр Леджер.

      Хейвен, видать, был славным местечком. Людям тут не приходилось гнуть спины каждый день, чтобы выжить. Может, это их и размягчило.

      Мэр Леджер фыркает, услышав мои мысли, но ничего не говорит.

      По периметру площади выстраиваются люди мэра Прентисса с винтовками наперевес – они будут поддерживать порядок. Я вижу мистера Тейта, мистера Моргана и мистера О'Хару – мужчин, с которыми я рос, которых видел каждый день и считал простыми фермерами. Пока они не стали кое-кем другим.

      Дейви Прентисса нигде не видно, и мой Шум при мысли о нем опять начинает клокотать.

      Видимо, придя в себя, он спустился в долину той же дорогой и случайно нашел по пути мой рюкзак. Внутри оказались только тряпки и книжка.

      Дневник моей ма.

      Слова, которые она писала специально для меня.

      Писала, когда я родился. Перед самой смертью.

      Перед тем, как ее убили.

      Мой ненаглядный сын… клянусь, ты своими глазами увидишь, как жизнь в нашем мире наладится.

      Эти слова читала мне Виола, потому что я сам не мог…

      А теперь они у гаденыша Дейви Прентисса…

      – Очень тебя прошу, – цедит мэр Леджер сквозь стиснутые зубы, – будь так любезен, хотя бы попытайся…

      Он умолкает и виновато глядит на меня.

      – Прости, – повторят он уже в миллионный раз после того, как мистер Коллинз принес нам завтрак.

      Не успев и слова вымолвить, я внезапно ощущаю ужасную боль в сердце, такую невыносимую печаль, что от неожиданности охаю.

      И снова смотрю в окно.

      На площадь выходят женщины Нью-Прентисстауна.

      Они идут группками, держась на расстоянии от мужчин – ближе не пускают конники мэра Прентисса.

      Я чувствую их тишину так же ясно, как не чувствую Шума мужчин. Она похожа на огромную боль утраты, и группки