Вопрос и ответ. Патрик Несс

то же самое…

      Бен, которого больше нет…

      И мой Шум внезапно твердеет.

      Я прогоняю из головы голос мэра.

      Мольба тотчас исчезает с его лица.

      – Что ж, хорошо. – Мэр хмурится. – Но помни, что это твой выбор. – Он встает. – Как ее зовут?

      – Вы знаете, как ее зовут.

      Мистер Коллинз снова бьет меня по голове, и я чуть не падаю на пол вместе со стулом.

      – Вы уже знаете!

      Бац! Опять удар, с другой стороны.

      – Как ее зовут?

      – Не скажу!

      Бац!

      – Назови ее имя.

      – Нет!

      БАЦ!!!

      – Как ее зовут, Тодд?

      – Пошел ты!

      Только я говорю не просто «Пошел ты!», а кое-что покрепче, и мистер Коллинз отвешивает мне такого тумака, что я наконец лечу на пол вместе со стулом. Мои руки связаны, поэтому я не могу даже выставить их перед собой и смягчить удар, и в глазах несколько секунд вертится только Новый свет со спутниками.

      Я дышу в ковер.

      Перед глазами появляются сапоги мэра.

      – Я тебе не враг, Тодд Хьюитт, – повторяет он. – Просто назови ее имя, и все закончится.

      Я делаю вдох и закашливаюсь.

      Делаю еще один и наконец говорю то, что должен:

      – Убийца!

      Тишина.

      – Что ж, так и быть.

      Его сапоги исчезают, и мистер Коллинз рывком поднимает мой стул с пола; от давления на тело все мои мышцы ноют. Наконец я снова оказываюсь в кружке разноцветного света. Глаза у меня так опухли, что я почти не вижу мистера Коллинза, хотя он стоит прямо передо мной.

      Слышно, как мэр опять встал за столик и передвигает на нем какие-то металлические предметы.

      А потом подходит ко мне.

      Вот он, мой конец, совсем близко.

      Конец.

      Прости, думаю я. Прости, прости…

      Мэр кладет руку на мое плечо, я пытаюсь ее стряхнуть, но он не отстает и упорно давит на меня. Я не вижу, что мэр держит в другой руке, но он подносит это к моему лицу, и я чувствую: оно твердое, железное и холодное, полное боли и готовое причинить боль мне, готовое отобрать у меня жизнь. Внутри разверзается черная яма, я хочу забраться в нее и спрятаться от всего этого кошмара, глубокая яма… Мне конец, я не смогу отсюда вырваться, он убьет меня, а потом и ее, ничего не поделаешь, у меня больше нет шансов, нет жизни, нет надежды, ничего нет.

      Прости.

      И тут мэр накладывает мне на лицо компресс.

      От внезапной прохлады я охаю и отшатываюсь, но мэр продолжает прижимать компресс к шишке у меня на лбу, к ранам на лице и подбородке. Он так близко, что я чую его запах, чистый древесный аромат его мыла. Дыхание мэра обдает щеку, пальцы почти с нежностью прикасаются к ранам, опухшим глазам, разбитым губам… Компресс начинает действовать в ту же минуту, опухоли сразу спадают, обезболивающее проникает в кровь, и я на миг удивляюсь, какие хорошие в Хейвене компрессы, как они похожи на ее чудо-пластырь, и облегчение приходит так быстро, так неожиданно, что у меня спирает горло.

      – Ты плохо обо мне думаешь, Тодд, – тихо говорит мэр прямо мне в ухо, накладывая второй компресс на шею. – Я не совершал тех злодейств, в которых ты меня обвиняешь.