Улитка в тарелке. Юлия Лавряшина

нарушить главные принципы нашей программы, – тихо произнес он.

      Мира не поняла: «Это он спрашивает или ей говорит? Что такое – принципы? Может, так и спросить у него: «А какие такие главные принципы программы?»

      – Нет, не можем, – твердо ответила Неда, и стало ясно, что слова Дрима все же были вопросом. – Мы даже представить не можем, чем это для нас обернется!

      – А если ничем? Если мы зря боимся? Говорят, там меняются времена…

      – Не настолько. Государство по-прежнему существует. Это мы точно знаем.

      Голос Дрима опять стал тише:

      – Когда я подписывал контракт, я не представлял, что это будет так… бесчеловечно.

      – Вздор!

      Мира даже вздрогнула. Она впервые слышала, чтобы Неда кричала. На Дрима! Девочку так и скрутило от бессилия: «О чем же они говорят?! Как бы догадаться?»

      – Вздор, – повторила Неда уже спокойней. – Ничего бесчеловечного в этом нет.

      Шаги Дрима снова заполнили комнату:

      – Нет? Мы лишили их жизни. Лишили целого мира, а ты говоришь: нет. Мы огородили их стеной, как каких-то чудовищ, и внушили им, что этот клочок земли и есть – весь мир! А другого им не видать… Зачем он им, в самом деле?

      «Что? – в груди у Миры остро кольнуло, но не эта боль сейчас была главной. – Что он…»

      Обрывки мыслей спутались, и не было возможности соединить их. Пока Мира поняла только одно: за Стеной что-то есть, только не пропасть, а им столько лет врали, что…

      – Они ведь могли успеть увидеть Парфенон, пирамиды, Лувр, Исаакиевский собор, море, пустыню, всю Землю! Вот какой должна была стать эта чертова программа! Успеть дать им как можно больше. Вместо этого мы заперли их в этом заповеднике… И не говори мне, что это сделано ради них! Это все только ради тех, кто по ту сторону Стены. Чтоб они и не подозревали, что такое случилось. Чтоб им жилось так же бездумно, как нам с тобой когда-то…

      – Эти дети вполне счастливы, – терпеливо проговорила Неда. – Что ты придумываешь? Разве ты сам не видишь?

      – Я вижу, что они мало чем похожи на живых детей! Мы превратили их в каких-то кибернетических роботов.

      – Но им это нравится! Человек не может страдать о том, о чем он даже не подозревает. Это невозможно.

      На какую-то секунду возникла тишина, даже шаги Дрима затихли. Мира опять затаила дыхание, стараясь не замечать, что в груди болит все сильнее.

      – В этом ты права, – наконец, согласился он.

      Голос его прозвучал так, будто Дрим рукой выдавливал его из горла. Еще немного помолчав, он добавил:

      – Но не страдать – еще не значит быть счастливым.

      – Ты тоже прав, – отозвалась Неда. – Только, думаешь, они стали бы счастливее, если бы впридачу к нашему миру мы подарили бы им и правду об их положении? Никакие впечатления не вытеснили бы ужаса и отчаяния, которые жили бы в них постоянно.

      Дрим отрезал:

      – Мы все смертны.

      – Но они вдобавок еще и чувствовали бы себя отвергнутыми! Не такими, как все. Думаешь,