Тысяча осеней Якоба де Зута. Дэвид Митчелл

минуту Сирояма и Ворстенбос неотрывно смотрят друг другу в глаза.

      Наконец Сирояма улыбается небрежной улыбкой победителя и кивает. Камергер хлопает в ладоши: двое слуг приносят подушки и складывают их стопкой. Ворстенбос лучится довольством.

      – Обратите внимание, – говорит он своим спутникам, – вот награда за твердость! Хеммей и Даниэль Сниткер только лебезили и подрывали наш престиж. Моя задача, – Ворстенбос прихлопывает ладонью неустойчивую груду, – вновь завоевать уважение!

      Сирояма что-то говорит Кобаяси.

      – Градоправитель спрашивать, – переводит тот, – удобно теперь?

      – Поблагодарите его милость от моего имени. Теперь мы сидим лицом к лицу, как равные.

      Насколько может понять Якоб, Кобаяси при переводе опускает последние два слова.

      Сирояма, кивнув, изрекает длинную фразу.

      – Он сказать, – начинает Кобаяси, – новому управляющему факторией: «Поздравляю с назначением», – а помощнику управляющего: «Добро пожаловать в Нагасаки» и «Мы рады вновь видеть вас в городской управе».

      Якоб, ничтожный писарь, остается без отдельного приветствия.

      – Господин градоправитель надеяться, что путешествие не слишком… утомительное и солнце не слишком жаркое для слабая голландская кожа.

      – Поблагодарите господина градоправителя за беспокойство, – отвечает Ворстенбос, – но он может не волноваться: по сравнению с июльским солнцем в Батавии здешнее – просто детская игрушка.

      Выслушав перевод, Сирояма кивает с таким видом, словно ему подтвердили некие давние подозрения.

      – Спросите, – приказывает Ворстенбос, – как его милости понравился кофе, который я подарил.

      При этом вопросе чиновники в свите градоправителя многозначительно переглядываются. Сирояма несколько мгновений обдумывает ответ.

      – Господин градоправитель сказать, – переводит Огава, – «Кофе на вкус не похожий ни на что другое».

      – Скажите ему: наши плантации на острове Ява могут произвести столько кофе, что хватит даже на японский бездонный желудок. Скажите: будущие поколения станут благословлять имя Сироямы – человека, который открыл для их родины этот волшебный напиток.

      Огава переводит, и ему отвечают сдержанным отрицанием.

      – Господин градоправитель сказать, – объясняет Кобаяси, – в Японии нету аппетит для кофе.

      – Чепуха! Когда-то кофе и в Европе не знали, а сейчас в наших столицах на каждой улице имеется кофейня, да не одна, а десять! Немалые деньги на этом зарабатывают.

      Сирояма, не дав Огаве перевести, подчеркнуто меняет тему.

      – Господин градоправитель выражать сочувствие, – излагает Кобаяси, – о крушении «Октавии» на обратном пути от нас, прошлой зимой.

      – Скажите ему, – отвечает Ворстенбос, – любопытно, что речь зашла о тяготах, какие переносит наша многоуважаемая Компания в своем стремлении способствовать процветанию Нагасаки…

      Огава чует подводные камни, которых не обойти при переводе, но деваться некуда.

      Лицо градоправителя выражает