Тысяча осеней Якоба де Зута. Дэвид Митчелл

на подносе.

      – В десять явится переводчик Кобаяси, – говорит Ворстенбос, – и толпа чиновников, обучать меня придворным церемониям к долгожданной аудиенции у градоправителя. Старинный чайничек с серебром – знак, что управляющий факторией не лишен хорошего вкуса; на Востоке, де Зут, куда ни плюнь, всюду знаки. Напомните-ка, что там говорил тот еврей в Макао, для какого персонажа голубых кровей был сделан сервиз?

      – Он сказал, будто бы это часть приданого жены последнего императора династии Мин.

      – Точно, последнего императора династии Мин. Да, и будьте так любезны, присоединитесь к нам позже.

      – Для встречи с переводчиком Кобаяси и чиновниками?

      – Для беседы с градоправителем Сираи… Сило… Как бишь его?

      – Градоправитель Сирояма, минеер. Мне сопровождать вас в Нагасаки?

      – Если только не предпочтете остаться здесь и записывать вес железных болванок.

      – Увидеть настоящую Японию… Это же… – «Петер Фишер богу душу отдаст от зависти», – думает Якоб. – Это величайшее приключение! Спасибо!

      – Управляющему факторией необходим личный секретарь. Идемте, продолжим дела насущные в моем рабочем кабинете…

      В соседней тесной комнатке солнечный свет падает прямо на письменный стол.

      – Итак… – Ворстенбос усаживается. – Как вам после трех дней на берегу жизнь на самом отдаленном аванпосте Компании?

      – Полезней для здоровья, минеер, – стул Якоба скрипит, – чем должность на Хальмахере.

      – Вот уж хвала без души – не лучше хулы! Что вам сильней всего досаждает: соглядатаи, ограничение свободы, утеснение прав… Или невежество соотечественников?

      Якоб подумывает рассказать Ворстенбосу о сцене за завтраком, но какой смысл? Уважение не заслужить по приказу свыше.

      – Служащие смотрят на меня с неким… подозрением, господин управляющий.

      – Само собой! Объяви я: «Отныне частная торговля запрещена» – и они просто станут хитрить ловчее. Сейчас недомолвки – лучшее профилактическое средство. Конечно, служащие недовольны, однако на мне злость срывать не смеют. А вам отдуваться.

      – Я не хочу показаться неблагодарным. Не думайте, что я не ценю ваше покровительство, минеер.

      – Дэдзима – унылое местечко, что уж тут говорить. Давно прошли времена, когда можно было спокойно уйти в отставку с прибылей за два торговых сезона. В Японии крокодилы тебя не съедят и болотная лихорадка не убьет, а вот скука – запросто. Но не вешайте нос, де Зут: через год мы вернемся в Батавию, и тогда вы узнаете, как я награждаю за преданность и усердие. Кстати, об усердии – как продвигается работа с бухгалтерскими книгами?

      – В книгах сам черт ногу сломит, но мне очень помогает господин Огава. Записи за девяносто четвертый и девяносто пятый годы почти полностью восстановлены.

      – Дожили, на японские архивы полагаться приходится… Впрочем, есть более неотложное дело. – Ворстенбос отпирает ящик стола и достает оттуда брусок японской меди. – Самая красная в мире, самая богатая золотом… Вот уже сотню лет она – та невеста, ради