Одиссея. Гомер

он сказал, и вожатый послушался Аргоубийца.

      Тотчас к быстрым ногам привязал золотые подошвы

      Амвросиальные, всюду его с дуновением ветра

      И над землей беспредельной носившие и над водою.

      Жезл захватил он, которым глаза усыпляет у смертных,

      Если захочет, других же, заснувших, от сна пробуждает.

      Аргоубийца могучий с жезлом тем с Олимпа понесся

      И, миновав Пиерию, с эфира низринулся к морю.

      Низко потом над волнами понесся крылатою чайкой,

      Жадно хватающей рыб в провалах ревущего моря,

      Смело во влаге соленой мочащей крепкие крылья.

      Чайке подобный, понесся над сильно волнистым он морем.

      После того как на остров далеко лежащий он прибыл,

      Вышел на сушу Гермес с фиалково-темного моря.

      Шел он, пока не достиг просторной пещеры, в которой

      Пышноволосая нимфа жила. Ее там застал он.

      На очаге ее пламя большое пылало, и запах

      От легкоколкого кедра и благовоний горящих

      Остров охватывал весь. С золотым челноком обходила

      Нимфа станок, и ткала, и голосом пела прекрасным.

      Густо разросшийся лес окружал отовсюду пещеру,

      Тополем черным темнея, ольхой, кипарисом душистым.

      Между зеленых ветвей длиннокрылые птицы гнездились –

      Копчики, совы, морские вороны с разинутым клювом.

      Пищу они добывают себе на морском побережье.

      Возле пещеры самой виноградные многие лозы

      Пышно росли, и на ветках тяжелые гроздья висели.

      Светлую воду четыре источника рядом струили

      Близко один от другого, туда и сюда разбегаясь.

      Всюду на мягких лужайках цвели сельдерей и фиалки.

      Если б на острове этом и бог появился бессмертный,

      Он изумился бы, глядя, и был бы восторгом охвачен.

      Стал в изумленьи на месте и Аргоубийца-вожатый.

      После того как на все с изумленьем Гермес нагляделся,

      В грот он пространный вошел. И как только на гостя взглянула

      Нимфа, свет меж богинь, его она тотчас узнала:

      Быть незнакомы друг другу не могут бессмертные боги,

      Даже когда б и великое их разделяло пространство.

      Но не застал он внутри Одиссея, отважного духом.

      Он на скалистом обрыве сидел, как обычно, и плакал,

      Стонами дух свой терзая, слезами и горькой печалью.

      В даль беспокойного моря глядел он, и слезы лилися.

      В ярко блестящее кресло меж тем усадила Гермеса

      Нимфа, свет меж богинь, и к нему обратилась с вопросом:

      «Что это? Входит сюда Гермес златожезленный, в дом мой,

      Чтимый всегда, дорогой! Ты не часто меня навещаешь!

      Что тебе нужно, скажи: исполнить велит мое сердце,

      Если исполнить могу и если исполнить возможно.

      Милости просим, войди, чтоб могла тебя угостить я».

      Так сказавши, поставила стол перед гостем богиня,

      Полный амвросии; нектар ему замешала багряный.

      Пил тут и ел, усевшись за стол, убийца Аргоса.

      После того как поел и дух укрепил