Аскольдова тризна. Владимир Афиногенов

сего доносчика настолько держится в тайне, что даже Дир про себя его не произносит.

      И еще пожаловалась Сфандра: не любит ее больше Аскольд, сердцем его завладела какая-то паршивая девчонка Забава. Была бы княжеского роду, а то всего лишь дочь старейшины кривичей, которые отдали ее в жены архонту, чтобы найти в Киеве защиту от жмуди и ятвягов. И стало бы хорошо, если бы она где-нибудь сломала себе шею, так как нравится ей, словно мальчишке, носиться верхом на резвых скакунах, или, скажем, погибла бы на ловах, в которых охотно принимает участие, потому что метко научилась стрелять из лука и метать нож.

      Диру нравился этот пятнадцатилетний подросток своею приветливостью, резвостью и жизнерадостностью, но тайный сговор со Сфандрой обязывал согласиться с нею: он молча кивнул.

      На другой день ближе к вечеру из Новгорода вернулись послы. Когда они въехали в теремный двор Аскольда, острый глаз Сфандры, находившейся наверху в светлице, грека среди них не обнаружил, – заносчивая своевольная гордячка зло усмехнулась: «Ничего, достанем!»

      Проследовав на половину к старшему князю, послы передали деревянные дощечки-послания, на которых Рюрик начертал заверение жить «в мире и дружбе» и не чинить свободной торговле никаких препятствий. «А жить в мире и дружбе, – сообщалось далее, – обязал нас Даждьбог, и мы не должны противиться воле его, ибо мы – внуки этого бога… И если мы – благие мужи, то можем видеть его плывущим в Сварге синей на лодке своей, сияющей золотом. А злому бог не дает зрения. И тот будет словно слепой и не будет иметь счастья. И всякий, идущий ко злу, со злом до конца пребудет…» Аскольд повелел позвать Дира, но его не нашли. Чуть позже выяснилось, что он со своими доверенными ускакал в лесной терем; там он недавно обновил прислугу – молодиц-распутниц и миловидных мальчиков. Такое, чуть ли не показное отлынивание от важных дел (Дир знал, что из Новгорода сегодня прибудут послы, к тому же он еще не закончил работы на оборонительных линиях) взъярило Аскольда, и он сказал об этом Светозару и Вышате.

      – По душе ему больше Содом и Гоморра… – добавил архонт, вспомнив библейский рассказ грека.

      Все больше и больше князь стал ссылаться на поучительные истории из Священного Писания, хотя боилы, близкие к Аскольду, не все понимали; тем не менее они слушали их со вниманием. И сейчас, когда решили текущие вопросы, Светозар и Вышата попросили князя поведать им подробно о Содоме и Гоморре, что и было Аскольдом исполнено.

      – Но наши волхвы и жрецы не считают подобное греховным, – подал голос Светозар.

      – Я знаю, что жрец Радовил, наоборот, призывает перед тем, как принести в жертву Перуну животных или птиц, обладать ими… Чтоб попадали они на костер с мужским человечьим семенем внутри… – сказал Вышата. – Будто бы жрецу во сне сие сам бог сообщил.

      – Врет собака! – вскричал Аскольд. – Радовил… Не этот ли быкоподобный верзила с мутными глазами и красным носом?

      – Он.

      – Был жрец Мамун, который перед походом на